Робинзон Крузо

Наступил двадцать седьмой год моего заточения на острове, и хотя последние три года, которые я провел в обществе моего Пятницы, не шли ни в какое сравнение с прежним одиночеством, время это можно было сопоставить с целой человеческой жизнью. День моего прибытия на остров я всегда праздновал с искренней благодарностью Всевышнему за его милосердие. А теперь у меня было еще больше причин благодарить Создателя – передо мной забрезжила надежда на освобождение. Я верил всем сердцем, что до возвращения на родину мне осталось провести здесь не больше года, однако продолжал ухаживать за своими полями, собирал и сушил виноград, доил коз, чинил ограды и ловил рыбу вместе с моим товарищем по несчастью.

Наступил сезон дождей; один за другим на остров обрушивались штормы, и для того, чтобы сохранить нашу новую лодку в целости, я привел ее в тот самый залив, где когда-то причаливал на плотах с имуществом погибшего корабля. Во время самого высокого прилива Пятница выкопал на суше небольшой бассейн, достаточно просторный, чтобы пирога оставалась в нем на плаву; затем мы ввели туда наше судно и отгородили бассейн от залива прочной плотиной.

Теперь наша лодка находилась на берегу и одновременно на воде, и самые высокие прибойные волны были ей не страшны. Чтобы предохранить пирогу от дождей, мы прикрыли ее толстым слоем древесных ветвей – получилось нечто вроде шалаша. Оставалось дождаться ноября – на этот месяц я назначил отплытие Пятницы.

Как только установилась хорошая погода, я занялся подготовкой всего, что необходимо для путешествия. В первую очередь нужно было собрать достаточный запас провизии и упаковать ее так, чтобы ее не испортила соленая вода. Уже через неделю я рассчитывал разрушить во время прилива плотину и перегнать пирогу из бассейна в залив.

Однажды утром я занимался обычными делами, а Пятницу отправил на взморье, чтобы он поискал в песке гнезда зеленых черепах. Черепашьи яйца были нашим обычным лакомством. Не прошло и получаса, как я увидел, что мой приятель мчится обратно. Перемахнув через частокол, Пятница бросился ко мне и, не успел я открыть рот, чтобы спросить, что случилось, закричал, задыхаясь:

– О, мой господин! Беда! Случилось плохое!

– Что такое, Пятница, говори толком!

– Там… ох… – Он едва переводил дух. – Там один, два, три лодка! Один, два, три!

Зная его манеру изъясняться, я решил, что лодок шесть, но оказалось, что все-таки три.

– Ну и чего ты так испугался? – произнес я как можно спокойнее, чтобы ободрить его. – Подумаешь, лодки!

Однако Пятница был в панике и дрожал всем телом. Оказывается, он вбил себе в голову, что те дикари, от которых он спасся, снова явились за ним и теперь рыщут по всему острову, чтобы съесть его.

Пришлось сказать ему, что и я в такой же опасности и при случае меня съедят с не меньшим аппетитом, чем его. Но живьем в руки каннибалам мы не дадимся, и, по-видимому, придется вступить с ними в бой.

– Ты готов сражаться, Пятница? – спросил я.

– Пятница стрелять! – отвечал он. – Но их много, очень много!

– Не беда, – сказал я. – Все они разбегутся при первом же мушкетном выстреле. Я буду защищать тебя, а ты защитишь меня.

– Пятница умереть, когда господин прикажет умереть! – твердо произнес мой верный туземец, уже овладев собой.

Мы с ним сделали по доброму глотку рома, зарядили охотничьи ружья и мушкеты крупной дробью и прихватили еще пару пистолетов. Я подвесил к поясу свою тяжелую ржавую саблю без ножен и вручил Пятнице плотницкий топор.

После этого я поднялся на склон холма над нашим убежищем и, глядя в подзорную трубу, насчитал на берегу двадцать одного дикаря, трех пленников и три пироги. Нетрудно было догадаться, что единственной целью прибытия этой орды было людоедское празднество, варварский ритуал, который они справляли после всякой победы в стычках с соседями.

На этот раз дикари причалили не к тому месту, откуда сбежал Пятница, а гораздо ближе к нашему заливу. Берег там был более отлогим, и лес подступал почти к самой воде.

Меня переполняло негодование, когда я наблюдал за тем, как негодяи готовятся к своей кровавой забаве едва ли не у порога нашего дома. Я бегом вернулся к Пятнице и сообщил ему, что принял решение напасть на дикарей врасплох и перебить всех до единого.

Мы нагрузились оружием – Пятница взял два мушкета и ружье, а за пояс заткнул один из пистолетов, себе я оставил также два мушкета и охотничье ружье. Кроме того, я сунул в карман флягу с ромом, а Пятнице дал нести кожаный мешок с порохом и пулями.

Перед тем как перебраться через частокол, я строго-настрого приказал ему ни на шаг не отходить от меня, не стрелять, ничего не делать без моей команды и не произносить ни слова, что бы ни случилось.

Выйдя из дома, мы свернули направо и сделали лесом крюк около мили, чтобы обойти залив и приблизиться к неприятелю на ружейный выстрел незамеченными. Однако уже в пути в голову мне начали приходить некоторые мысли, которые поколебали мою решимость.