Робинзон Крузо

Одновременно я стремился по мере возможности увеличить свое стадо ручных коз. Для этого я ежедневно отправлял на охоту Пятницу, а мы с испанцем его сопровождали, сменяясь через день. В результате нам удалось отловить два десятка козлят и присоединить их к тем, что паслись в загонах. Когда же настало время сушить виноград, я собрал и развесил его на солнце в таком невероятном количестве, что изюмом из него можно было бы наполнить восемьдесят бочонков. Хлеб и изюм составляли основу нашего пропитания, и могу вас заверить – это было не только питательно, но и чрезвычайно вкусно.

Наконец наступило время жатвы. Пшеница и ячмень уродились неплохо, и зерна должно было хватить для осуществления наших планов. Мы собрали, обмолотили и засыпали в закрома около двухсот двадцати бушелей, и этого было достаточно, даже если бы все шестнадцать испанцев оказались здесь. А построив судно, мы могли обойти все гавани Нового Света, не пополняя запасов.

Покончив с зерном, мы принялись за плетение больших корзин для его хранения. Испанец оказался в этом деле настоящим искусником, и из его рук выходили красивые и надежные изделия, совсем не похожие на те, которые были до того у меня.

Теперь, когда все было готово, испанец и отец Пятницы могли отправиться к дальнему побережью. Я по-прежнему настаивал на том, чтобы они возвращались одни и ни в коем случае никого не брали с собой. Все, кто примет мои условия и даст в письменном виде клятву, могли рассчитывать на мою благосклонность. Однако пока я не увижу собственноручных подписей этих людей, я не могу быть ни в чем уверен.

Получив эти наставления, испанец и пожилой дикарь погрузились в одну из тех пирог, на которых они прибыли на остров связанными и обреченными на съедение, и приготовились отчалить.

У каждого из них было по мушкету и по восемь зарядов к ним. Я просил их не тратить попусту порох и дробь, сохранив их на крайний случай.

Настроение у меня было превосходное. Впервые за двадцать семь лет пребывания на острове я занимался тем, что могло принести мне избавление. Я снабдил моих посланцев внушительным количеством хлеба и изюма, которого хватило бы на несколько дней, а их несчастным товарищам еще на неделю. Мы договорились об условном знаке, который, возвращаясь, они должны были поднять на мачте, чтобы я мог издали отличить их пирогу от туземной, а затем я пожелал испанцу и отцу Пятницы попутного ветра и счастливого пути.

Ветер и в самом деле оказался попутным. Мои посланцы отплыли в период октябрьского полнолуния – точной даты я не могу назвать, потому что давно сбился со счета и мой календарь с зарубками ничем больше не мог мне помочь. Боюсь, что я, возможно, ошибался даже в количестве лет, проведенных на острове.

Прошло восемь дней, когда случилось нечто невероятное. Однажды утром, когда я задремал в своем шалаше после плотного завтрака, ко мне ворвался Пятница.

– Хозяин, хозяин! – прокричал он, округлив глаза. – Корабль! Там корабль!

Я вскочил как ошпаренный и в чем был, даже не прихватив с собой ружья, помчался через рощицу. Передо мной открылся вид на море. В нескольких милях от берега я увидел большой корабль, только что обогнувший южную оконечность острова и направлявшийся к входу в нашу бухту. Свежий ветерок наполнял паруса, и ничто не препятствовало мореплавателям.

Оправившись от изумления, я подозвал к себе Пятницу и велел ему спрятаться в зарослях на берегу бухты и следить за кораблем до тех пор, пока мы не удостоверимся, кто это – друзья или враги.

Потом я сходил в пещеру за подзорной трубой, убрал за собой приставную лестницу (так я поступал каждый раз, когда чего-либо опасался) и поднялся на вершину холма, чтобы, оставаясь невидимым, наблюдать за тем, что происходит в бухте.

С вершины холма я мог видеть все на много миль вокруг. Корабль уже спустил паруса и встал на якорь. Теперь он находился в полутора милях от берега, а от меня – в двух с половиной на юго-восток. Все, что я видел, говорило мне, что корабль английский. С борта уже спускали шлюпку, и это была самая настоящая английская шлюпка с прямым парусом, которую не спутаешь ни с какой другой.

Трудно передать мои чувства. Несмотря на неописуемую радость при виде судна соотечественников, я испытывал смятение. Его экипаж состоял из англичан, но откуда мне было знать, что это за англичане и каковы их намерения? Вряд ли я мог утверждать, что чувствую себя в безопасности. Что могло привести обычный торговый корабль в эти далекие от проторенных морских путей вóды? Ведь на окрестных побережьях не было ни британских поселений, ни торговых факторий. Разве что буря занесла их сюда, но всю последнюю неделю погода стояла ясная и тихая. И если это действительно были англичане, то приплыли они на мой остров не с добрыми намерениями.

Поэтому я решил, что буду скрываться до тех пор, пока все не выяснится, и лучше уж отсиживаться в зарослях и прятаться в моем форте, чем оказаться в руках каких-нибудь негодяев.