Читаем Робкий Лев полностью

Роман, в добавок, ощутил

Свою беспомощность сильнее,

Когда Арапов лист вручил,

На нём – таблица, рядом с нею


Сам генеральный написал:

«В.И., как будем экономить?»

Гудков переадресовал:

«Г.П., Борея ознакомить


И вместе срочно доложить!»

В таблице – список инструмента…

Роману не хотелось жить.

Он в страхе ждал того момента,


Когда придётся на доклад

Идти, что сам Гудков назначил…

Он доложить и был бы рад,

Но так работать и не начал:


«Зачем хожу я на завод?

Ведь то, что названо работой,

Не более чем скуки плод,

Вознаграждаемый зевотой…»


Зато Евстрат стал поручать

Роману мелкие заданья,

Что позволяли покидать

Не только стол – пределы зданья:


В копировальное бюро —

Для размноженья документа,

На посещение клиента

В охране получить добро.


Романа это удивляло:

Ему никто не предложил,

Чтобы Евстрату он служил.

Тогда бы это означало:


Он должен статус поменять

И впредь заданья выполнять,

Достойные не инженера,

А примитивного курьера.


Жидков Романа поддержал:

«Я это тоже испытал:

И пропуска, и размноженья,

И остальные униженья…


Надеюсь, временно всё это…»

Спросил и у жены совета

Роман, не зная, бунтовать

Или свой гнев пока скрывать:


«Хотел бы я понять причину,

Дающую Евстрату власть…

Он резко поменял личину

И мною пользуется всласть…


Единственный законный повод

Распоряжения давать —

Он любит кофе распивать

С Араповым…» – «И это довод?


Какая должность у него?» —

«Того никто из нас не знает…

Ах, да! Он часто посещает

Гудкова… Больше ничего!


Так почему я должен слепо

Его заданья выполнять?

Всё унизительно, нелепо…

И больше нечего сказать». —


«Но, может, лучше потерпеть?» —

«Конечно, лучше прогуляться,

На свежем воздухе размяться,

Чем за столом весь день сидеть.


Жидков всё это испытал —

Сейчас работой не обижен.

Теперь, видать, мой час настал.

Мой статус временно занижен,


Чтоб испытание пройти…

На преданность, я полагаю…

Я справлюсь, чтобы обрести

Всё то, о чём давно мечтаю:


Компьютер он мне должен дать,

Зарплату и местечко лучше…»

И он продолжил выполнять

Заданья, что давал Онучин.


5

В столовую тот не ходил,

И неизвестно чем питался,

Лишь кофе очень часто пил

Да у Гордея угощался.


Он у Романа стал просить

Чай, сахар, кофе растворимый.

Был рад Борей, всегда учтивый,

Свои услуги предложить.


Но каждое благодеянье

Рождало новое страданье:

Роман, как только сахар брал,

Всегда брезгливо замечал


Неряшливые крошки кофе

На сахаре. Роман немел

От всех подобных грязных дел.

То было близко к катастрофе!


Ему казалось, что, смеясь,

Евстрат ступает сапогами

На скатерть белую, и грязь

Летит огромными кусками!


«Он словно мне даёт понять,

Что занят слишком важным делом,

Чтоб сахар, кофе покупать,

И всяким глупым, неумелым


Он оставляет эту роль…

Ну, нет уж, ты меня уволь!»

Когда Онучин обратился

К нему за кофе, он решился:


«А ты не будешь возражать

Слегка порядок поменять?» —

«Сначала сахар, полагаю?..

А-а, понимаю… Понимаю…»


Роман весьма доволен был,

Что честь достойно защитил:

«Онучина я не обидел,

Я вежлив был, он это видел».


Процесс глотанья кофе – тонкий…

Язык слегка прижат к губе…

Евстрат глотал, рождая громкий

Звук, словно в фановой трубе.


Борей скопировать решился

Тот мерзкий булькающий звук,

Глотнул – и чуть не подавился:

Не примеряй чужой сюртук!


6

Внезапно заболел Савчук.

Арапов поручил Роману

Сменить больного и по плану

Трудясь, не покладая рук,


Важнейшее продолжить дело.

И начал он, сперва несмело,

В отделы и цеха звонить,

С сотрудниками говорить.


Печатал кипы документов

И их по почте отправлял,

Потом ответы получал

Цехов, заводов-контрагентов.


Он договоры оформлял,

Подписывал у руководства,

Ни в ком из них не замечал

Ни тени спеси и господства.


Борей как будто вдруг попал

В мир совершенно незнакомый,

Себя уже не узнавал,

Другими целями влекомый.


Стол, за которым он дремал

В местечке тихом и укромном,

Вдруг все условности сломал —

Стал, как Вселенная, огромным.


На месте, где Борей согбенный

Сидел озлоблен, нелюдим,

Явился господин почтенный,

Который всем необходим.


Арапов тоже изменился —

Как будто образ поменял::

Стал собранным, остепенился,

Задания теперь давал


Предельно чётко и понятно,

И так же строго, адекватно

Он требовал их выполнять.

Однажды даже попенять


Пришлось Романа за задержку

При оформлении счетов:

Роман пока был не готов

Иметь в делах такую спешку.


Однажды он искал в столе

У Савчука, в его записках,

Бумагу, что найти велел

Арапов, – нечто вроде списка


Увидел. Множество имен

Найти надеясь, глянул мельком —

И был он очень удивлён:

В нём сплошь – фамилия Амелькин.


Все строки списка – только он,

Напротив – время входа в зданье,

И всяк поймет, в чём он грешон:

Везде – сплошные опозданья.


И раз в столе у Савчука

Тот список непростой хранился…

Знать, он следил исподтишка

За тем, кто в чём-то провинился.


7

И вскоре радостная дата —

Борея первая зарплата!

Как только деньги получил,

Роман супруге сообщил:


«Я точно выбрал цель свою —

Найти несложную работу,

Чтоб снять извечную заботу —

Как прокормить свою семью.


Арапов вёл себя манерно,

Но обещание сдержал:

Начислил, как и обещал,

Пять тысяч ровно… Здесь всё верно.


Три месяца пройдёт – и надо

Начальству задавать вопрос

О повышении оклада…

Я до него уже дорос!»


Глава 8. День Защитника Отечества


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 жемчужин европейской лирики
100 жемчужин европейской лирики

«100 жемчужин европейской лирики» – это уникальная книга. Она включает в себя сто поэтических шедевров, посвященных неувядающей теме любви.Все стихотворения, представленные в книге, родились из-под пера гениальных европейских поэтов, творивших с середины XIII до начала XX века. Читатель познакомится с бессмертной лирикой Данте, Петрарки и Микеланджело, величавыми строками Шекспира и Шиллера, нежными и трогательными миниатюрами Гейне, мрачноватыми творениями Байрона и искрящимися радостью сонетами Мицкевича, малоизвестными изящными стихотворениями Андерсена и множеством других замечательных произведений в переводе классиков русской словесности.Книга порадует ценителей прекрасного и поможет читателям, желающим признаться в любви, обрести решимость, силу и вдохновение для этого непростого шага.

авторов Коллектив , Антология

Поэзия / Лирика / Стихи и поэзия
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза