– Мы нашли неоспоримые доказательства: отпечатки пальцев и снимки сетчатки глаз. Наши следователи не ошиблись. Это Сэм Рид, аферист, проходимец, уже обещавший нам однажды фантастические блага. Разве можно верить хоть одному его слову? Сэм Рид, обратитесь к народу! Поговорите с теми, кого вы обманули. Или станете все отрицать? Или мы услышим новые посулы? Нам что, предъявить доказательства? Отвечайте же, Сэм Рид!
Лицо Сэма вернулось в фокус изображения. В тени позади него ждал Захария, приоткрыв рот, тяжело дыша; по щеке струилась кровь.
Захария потерял самообладание. И миг спустя это стало ясно всем, кто на него смотрел.
Сэм понял: сейчас необходимо думать так быстро, как ему еще ни разу в жизни не приходилось. Есть пятнадцать секунд, которые могут сойти за намеренную паузу, а потом придется говорить. Где-то на задворках разума уже возник ответ.
Но его никак не удавалось выловить.
Десять секунд…
Двенадцать…
И тут до Сэма дошло! Захария допустил огромную, поистине фатальную ошибку. Харкеры не привыкли к быстрому мышлению. Слишком много веков миновало с тех пор, когда им приходилось в один миг всесторонне оценивать опасную ситуацию и отыскивать самый верный выход из нее. Будучи бессмертным, Захария не умел думать, как короткоживущий. Потому что не жил сегодняшним днем.
Сэм рассмеялся.
– Нет, – сказал он. – Я не стану отрицать. Напротив, сам приведу доказательства. Потому что я в долгу перед вами. Я совершил огромную ошибку и теперь хочу ее исправить. Харкер прав: я бессмертный!
Он сделал паузу, чтобы все усвоили сказанное им.
– Сорок лет назад мне в лицо в лицо бросили сонную пыль, – продолжал Сэм. – Сорок лет я отсутствовал. Как по-вашему, похож я на восьмидесятилетнего? А ведь мне восемьдесят!
Он опустил голову и вынул контактные линзы. Он выплюнул накладные зубы. Он сорвал с головы рыжий парик и улыбнулся зрителям, лучась уверенностью в себе, которую отзеркалили тысячи экранов.
Все увидели квадратное, волевое, с резкими чертами лицо. И на этом лице – ни единой морщинки. И лысина не как у пожилых, а форма черепа слишком грубая, в ней не углядишь признаков наследственности Харкеров.
Это лицо сильного, жизнеспособного, энергичного человека. Но это определенно не лицо бессмертного.
– Смотрите на меня! – потребовал Сэм. – Вы видите, что я не бессмертный? Я такой же человек, как и любой из вас. Не бывает бессмертных с телосложением, как у меня. Но я прожил восемьдесят лет.
Он чуть отошел назад и помолчал, устремив на зрителей пронзительный, яростный взгляд.
– Я был обычным человеком! Но я жил на поверхности. И там я совершил великое открытие. Я узнал, почему бессмертные не хотят колонизации. Всем вам известно, как они старались помешать нам. Теперь я скажу почему. Вы все можете стать бессмертными!
Прошло без малого пять минут, прежде чем стих гомон. Наверное, один лишь Сэм услышал, как Захария Харкер устало произнес:
– Ладно, Рид, черт с вами. Вы получите кориум. И что теперь? Новая афера? Если нет, валяйте, подарите им бессмертие.
Стена была покрыта фресками, на которых фантастические моря – зеленые, в багровых и белых пятнах – омывали подошвы бархатисто-коричневых холмов. Эти берега существовали давным-давно в раскаленном мире. Художник, расписывавший стены, никогда не видел обнаженных холмов или разноцветных морей. Поэтому было нечто неестественное в этом надуманном пейзаже, что особенно бросалось в глаза, если смотреть в центр фрески, на квадрат с ярко оттененными движущимися силуэтами, на подлинное море и подлинный берег, покрытый густыми джунглями, и на корабль, что мчался вперед, оставляя за собой расходящиеся клином волны.
Двое в ярко раскрашенной комнате молча следили за событиями, происходившими далеко наверху. Кедре Уолтон, сидевшая на полу по-турецки на плоской подушке, раскладывала в пасьянсе карты Таро и лишь изредка поглядывала экран. А вот Захария Харкер, утонувший в большом кресле, не сводил с корабля глаз.
– Плывите, глупцы несчастные, плывите, – очень тихо проговорил Захария.
В руке он держал курильницу с тлеющим порошком лозы и время от времени проводил ею перед носом. Эта лоза росла на поверхности и имела манеру капать белой ядовитой смолой на оказавшееся под ней существо. Будучи высушена, она при горении давала приятный наркотический дым, который смягчал чувства и успокаивал мозг. Захария глубоко вдохнул дым и пустил его струйкой в направлении экрана.
– На этот раз, – сказал он, – Сэм Рид откусил больше, чем сможет проглотить.
– Как вульгарно, – прошептала Кедре, сверкнув улыбкой.