Род

– Держи ровно. Уннтор послал их, – Выдох. Замах. Звук дерева, бьющего о дерево, – накосить сена на вершине холма.

– Ага. – Эйнар перешел к следующему столбу. Череда таких же, через равные промежутки, растянулась уже не меньше чем на четверть мили. – Только там косить особо нечего.

– Все там есть, – сказал Яки. – Давай ставь.

Эйнар поднял столб и воткнул острым концом в землю, кувалда взлетела и опустилась.

– А ты о работе думай, – добавил Яки. – Не беспокойся о том, куда ходит или не ходит семья и что они будут делать, когда туда доберутся. Следи за молотом.

Эйнар снова крякнул, присев в траву.

– Меня не волнует, куда они ходят, – сказал он, поднял столб и поставил его острым концом вниз.

– Хорошо, – ответил его отец. – Не твое это дело. Уннтору нужна наша помощь. Держи ровнее.

Кувалда врезалась в столб, и тот вылетел из рук Эйнара и ударил его в бок.

– Ай! Ты зачем это сделал? – он вскочил и уставился на отца.

– Я ничего не делал, – прорычал Яки. – Это ты не смотрел, куда ставишь. Там камень в земле, и ты столб прямо в него уткнул. Не отвлекался бы от работы, так почувствовал бы.

– Так, может, сам подержишь?

– Иди домой, парень, – сказал Яки. – Построгай что-нибудь. Вырежи любовный стишок. Ты мне не помощник.

Эйнар насупился:

– Но без меня ты долго провозишься.

– Я и до твоего рождения парочку заборов поставил.

– Ладно, – сказал Эйнар. – Пойду починю утварь, которую вы, старые пердуны, все ломаете.

Но его отец уже повернулся спиной и воткнул столб в землю.

– Упрямый старый бычара, – буркнул Эйнар себе под нос, изо всех сил сопротивляясь желанию пнуть какой-нибудь из только что установленных столбов по пути на хутор. Он взглянул на холм. – Вконец дураком надо быть, чтобы там косить. – Он фыркнул. – Может, она пошла приглядеть, чтобы он овцами не слишком увлекался.

Эйнар шагал вдоль столбов, сгорбившись и стиснув кулаки. Он не замечал фигуру впереди до тех пор, пока она не оказалась совсем рядом.

– О, жестокие боги, – воззвал он. – За что караете?

Прятаться было некуда.

Когда Гита подняла взгляд, она не помахала и никак не отреагировала; просто остановилась и стала ждать. Обойти ее стороной было невозможно.

– Доброе утро.

– И тебе, – ответил Эйнар. – Куда идешь?

– Куда глаза глядят.

– Понятно, – сказал Эйнар.

– А ты?

– Отец послал меня домой. Он бывает ворчливым старым, э… – Эйнар осекся и сглотнул. – Прости. Я не…

Гита выставила вперед ладонь:

– Тсс, – она взглянула на него и усмехнулась. – Что? Ты думал, я расплачусь?

– Э-э…

– Ты же помнишь, кем был мой отец, да? Каким он был человеком?

– Ну… да.

– Если бы он застал меня завывающей, как сучка, из-за его смерти, то обязательно вернулся бы с того света, чтобы меня донимать.

Эйнар моргнул:

– Я… э… понял, кажется.

– То есть я не хотела, чтобы он умер, но теперь его нет, и все слезы в мире этого не изменят.

Что-то в том, как она моргнула… Решение пришло само, прежде чем он успел обдумать его или приструнить себя. В два стремительных шага он оказался рядом, и девушка очутилась в его худых, но сильных руках.

– Что ты делаешь? Отпусти! – сказала она, но ее напряженное тело почти мгновенно расслабилось. Щека Гиты прижалась к его груди, с губ ее сорвался вздох.

Они простояли так очень долго.

Наконец Эйнар прервал молчание:

– Нам надо расходиться.

– Да, – пробормотала она.

Он медленно опустил руки и сделал шаг назад, ощущая неуют, когда ее тепло внезапно исчезло.

– Я… Э, увидимся, – сказал он.

Гита смотрела вниз, неожиданно оробев.

– Спасибо, – прошептала она.

Не найдя слов, Эйнар кивнул в ответ.

– До вечера, – добавил он неловко. Потом отвернулся и пошел домой, на хутор, чувствуя, как она смотрит ему вслед.

Тень крыши дома прочертила по двору черную линию, и Хельга невольно улыбнулась, когда снова вышла на свет. «Лето», – вздохнула она. Полотняный мешок царапал ей руки, но это искупалось теплом, что омывало ее голые предплечья. Из-за него воздух казался сладким как мед. «Лето». То мгновение в овчарне минуло быстро, едва начавшись, и они с Хильдигуннюр работали в уютной тишине. Чуть позже, когда легкое поскрипывание дерева подсказало им, что солнце принялось нагревать овчарню, она задумалась, а не притащила ли ее сюда мама для ее же собственного блага. Но это было не важно, все шло как шло.

– Помочь?

Хельга мигнула. Она не услышала и не заметила Аслака. Просто неожиданно оказалось, что он стоит возле курятника.

– Нет, – сказала она, добавив: – Спасибо! – и пнула себя за то, как нескладно это прозвучало.

– Как хочешь. – Слова говорили одно, а голос совсем другое. «Я останусь здесь», – говорил он. И, может быть, ей это показалось, но еще она услышала: «Мне нравится на тебя смотреть».

– Хорошо, – выпалила она, – можешь открыть мне калитку.

Он подошел к курятнику и открыл для нее калитку – с улыбкой, в которой читалось: «Так сойдет?» Она кивнула ему. Из курятника слышался шорох лап и первое кудахтанье.