Читаем Родимая сторонка полностью

Родимая сторонка

— Мы чужого не захватим… — заворчал с дороги Назар. — Не потеряли совесть, как некоторые…

Все еще толкаясь около трактора, бабы весело судачили:

— Куда лошадей-то будем девать?

— Да и мужикам теперь на пашне делать нечего.

— А когда же, бабы, нам-то облегчение выйдет?

Колченогий солдат Лихачев, постукивая по колесу трактора батогом, утешил их:

— И вам, бабоньки, скоро выйдет облегчение. Мужиков для работы железных наделают, а ваши будут только вас любить да вино пить. В Америке, сказывают, одного уж сделали из железа, для пробы. Сам на работу ходит. Только не больно красив: морда у него чугунная…

Народ стал расходиться понемногу. Но суждено было курьевцам увидеть в этот день еще одно чудо.

В ясном небе послышалось вдруг рокотание, словно заиграл где-то тетерев.

Закинув головы, все начали смотреть по сторонам.

— Это ероплан! — убежденно заявил Лихачев. — Уж я-то знаю. Не раз от него в окопы сигал.

И показал батогом в небо.

— Вон он! Сюда летит.

Бабы испуганно кинулись к дороге и сбились в кучу, старики, с опаской поглядывая на быстро приближающуюся сухокрылую птицу, стали отходить прочь.

Скоро около трактора остались человек десять мужиков да бесстрашные ребятишки.

Кружась над полем, как ястреб, самолет пошел на посадку и скоро снизился так, что на боку его можно было разобрать красную надпись: «Вступайте в Осоавиахим!»

Поперек поля галопом пробежала обезумевшая от страха лошадь, волоча за собой длинную веревку.

А самолет оседал над землей все ниже и ниже, вот под колесами его заклубилась рыжая пыль…

— Сел, братцы! — крикнул Лихачев и быстро заковылял вперед. Обогнав его, пустились во весь дух к самолету ребятишки.

На земле крылатая машина была вовсе не страшной. Из нее вылез сначала один человек, потом помог вылезть другому. Оба постояли немного, попрощались друг с другом за ручку. Первый снова забрался на спину машине, а другой пошел к дороге, качаясь, все равно что пьяный.

— Баба! — с удивлением сказал кто-то.

А самолет заурчал опять и тихонько побежал полем к лесу. Чуть не задев колесами верхушки берез, поднялся, сделал круг над полем и скоро пропал из глаз.

Теперь уже все глядели на идущую женщину.

— К нам! — тревожно загалдели старики.

— Отчаянная какая! — ахнула одна из баб. — На ероплане летает. И чего ей тут нужно?

Чем ближе подходила женщина, тем больше дивился народ.

— Пожилая, видать.

— Глядите-ка, зонтик в руке-то!

— А как же: скрозь облака летела!

Женщина шла неторопливо и важно: видать, была из городских — в длинном черном пальто и белой косынке, несла в руке небольшой черный чемоданчик, а зонтиком подпиралась.

— Докторша! — определил уверенно Лихачев. — Не иначе, оспу всем прививать будет али уколы делать.

— Может, какой представитель власти из центра? — гадал Тимофей. — По срочной надобности, должно…

Все затихли сразу.

И вдруг Елизар Кузовлев, которому с трактора виднее было, засмеялся:

— Братцы, а ведь это тетка Соломонида!

Но никто этому не поверил, пока та не подошла ближе и не поклонилась всем.

— Здорово, родимые!

От удивления никто ей не ответил. Тимофей оторопело смотрел на свою жену: она и не она! Подавая мужу руку лодочкой, Соломонида и ему поклонилась низко.

— Здравствуй, Тимофей Ильич! Привет тебе шлют детки наши.

Обступили тут все Соломониду кругом, оттерли Тимофея в сторону и проходу ему к жене не дают. Савелка Боев шугнул прочь ребятишек, усадил ее рядом с собой, на канавке.

— Ну-ка, сказывай, что там за околицей-то деется?

А Назар Гущин, напустив дыму в черную бороду, потребовал:

— Делай доклад, Соломонида!

Принялась Соломонида рассказывать по порядку: и как к сыновьям ехала, и что в дороге видела, и о чем народ ноне толкует.

Мужики слушали ее не перебивая, наклонив раздумчиво головы и осторожно покашливая.

Бабы так и застыли немотно. Ребятишки пораскрывали рты, как изморенные жарой галчата.

Долго рассказывала Соломонида, а когда приумолкла, Назар Гущин вытянул длинные ноги и, разглядывая свои опорки, тряхнул плешивой головой.

— Видать, вся Расея в одну сторону качнулась.

Не то жалея, не то радуясь, Константин Гущин досказал за брата:

— Теперь не будет мужику дороги назад. Шабаш!

Савелка Боев, пощипывая рыжую бороденку, сердито оскалил мелкие зубы:

— Поехал, так не оглядывайся!