Так вот, если вернуться к теме… что ему делать и как себя вести. Что если вскроется, как они с Надькой… а вскроется обязательно, шила в мешке не утаишь. По идее — он не имел никаких моральных обязательств перед ним — Динамо сам его предал тогда, и теперь получается, что он всего лишь отплатил ему той же монетой. Ни один офицерский суд чести по этому поводу ничего не скажет… к тому же четыре с лишним года он числился пропавшим без вести в Чечне… все равно, что мертвым. С другой стороны… можно сказать, что он бросил его тогда… во время той операции… но сейчас он же его и спас, вытащив на себе…
Чертов подвал… что его дернуло сунуться туда.
Он неловко остановился на пороге палаты… вся семья в сборе… отец на койке… Надька… и сын. Пару секунд неловкого молчания — прервал возглас младшего. Алексея Алексеевича Першунова.
— Дядя Саша пришел!
— И вот он… на меня броник свой напяливает… а я дохлый… даже руки поднять нормально не могу. Со двора КПВТ[17]
шпарит, не затыкается, альфонсы[18] чего-то орут… а он им… пошли нах… я без него не уйду отсюда!— Да… там ствол точно запороли.
— … Потом — он на меня броник напялил… застегнул… а он болтается на мне как на вешалке… Носилок нет. Он мне говорит… держись за шею, я тебя на спине понесу — можешь? Я говорю — в бронике нет. Начали броник опять снимать… так ведь и бросили его там, в конце концов. И тут — духи с РПГ по нам упороли…
Удивительно — но Динамо, бледный как смерть… даже на госпитальной кровати сохранял свое богатырское чувство юмора.
Надежда резко встала… ничего не говоря — вышла из палаты.
— Пап… а дальше? — быстро спросил Лешка.
Динамо — взъерошил сыну волосы.
— Поди… посмотри, как там мама.
— Так точно! Есть!
Пацан выскочил из палаты. Они остались вдвоем.
— Ну, чего? — сказал Динамо — подставил я тебя, получается. Поставят тебе на зарплату этот броник прое…ый.
— Хрен с ним.
— А я ведь должник твой теперь по жизни — так?
— Нет. Я тебе был должен. И ты знаешь, за что.
— Да… перестань. Ты тогда правильно поступил. Ну, что было бы, если бы ты геройствовать стал? Положили бы тебя там — и всё. Это в лучшем случае — а в худшем попал бы в плен вместе со мной. Ты правильно тогда поступил, братан… даже не думай.
— Не получается… не думать.
— Я вот думаю… кто-то ведь нас подставил тогда. Они точно на квартиру вышли, никакого прочесывания — они точно знали.
…
— Не знаешь, случайно, кто?
— Нет.
— А неплохо было бы узнать…
Как кипятком ошпарила мысль — Надька ушла. Может, она домой поехала.
— Мне идти надо… машину у генерала взял. Орать будет.
— Ты теперь при штабе… круто. Молодец.
— Не при том, при котором ты подумал. Федеральная служба безопасности, контртеррористический центр. Ну… все. Выздоравливай.
— Давай, брат… а про то что я сказал, подумай…
Подумай… это было бы просто, если бы не все остальное.
Надьку — он нашел внизу, в небольшом парке… она курила, смотря на прыгающих по заснеженному асфальту синиц. Лешка был впереди… он кормил синичек, бросая им что-то из пакетика. Надежда курила.
— Только вот не надо… — резко начала она.
— Надь… я понимаю.
— Правда?
Она жестко, не по-бабьи усмехнулась.
— Странно… а ведь мы теперь с ним не муж и жена. Я справку о смерти получила… запись о браке аннулирована. Ну, когда квартиру получали.
— Это проблема?
Надежда не ответила.
— Что делать будем?
— Жить.
— Как раньше? — нехорошо усмехнулся теперь он.
— Как раньше уже не получится, Сашенька — она повернулась и посмотрела ему в глаза — как раньше уже не получится…
Повисло тяжелое молчание. Его прервал подбежавший Лешка.
— Дядь Саш, а мы на стрельбище поедем?
Он брал его на стрельбища и не раз — Балашиха, Солнечногорск. В Альфе — пацана шутливо называли сыном полка…
Надежда достала ключи от машины.
— Иди, открой машину пока.
— А я и водить уже умею — поделился своей пацанской радостью Лешка — дядя Саша мне уже порулить давал.
Снова повисло молчание — тяжелое, беспомощное какое-то. Его прервал Стеблов, дав Лешке шутливый подзатыльник.
— Рулить, это еще не водить. Беги, водила…
— Есть.
Надя как то беспомощно посмотрела на него, и в ее взгляде был невысказанный вопрос — ну вот и что делать то, что…
— Я с доктором говорил. Он сказал — что психологическое состояние Алексея… нестабильно. И срыва можно ожидать в любой момент. Причем поводом к этому может послужить все что угодно… любая психотравмирующая ситуация. Понимаешь?
— Понимаю… он мне то же самое сказал. Что же делать, Саша…
— Сказать. Прямо сейчас.
— Нет! — резко сказала она — только не сейчас. Не сейчас.
— А когда? Так и будешь от правды бегать?
— Правды? Какой правды? Что я с тобой трахалась?
— А знаешь… я думал, это любовь была. Оказалось, односторонняя какая-то любовь — не находишь?
— Спасибо — зло сказала она.
— Да, пожалуйста! Вот только из меня коварного соблазнителя вдов не надо делать, окей?
Она снова беспомощно посмотрела на него.
— Саша… что же делать, Саша…
Он инстинктивно обнял ее, она прижалась к нему… и он посмотрел наверх. В прогале между зеленью елей — было видно окно, и Динамо — смотрел на них.
Твою мать. Твою же мать…