Родина

У полковника Каплунова — оказалась старая серая Вольво 760-й модели, за рулем сидел он сам. Такие машины — были закуплены большой партией для советского правительства в конце восьмидесятых — а потом были чохом списаны, когда молодой, неуемный вице-премьер решил пересадить всех на Волги. Хотя Вольво… им еще ездить и ездить было — а вот под Волгой больше лежишь, чем на ней ездишь, причем с самого начала. Вольво разошлись по рукам, причем тот факт, что одна оказалась в руках полковника — говорил о наличии у него некоторых связей.

Полковник — вел машину аккуратно, не превышая. Они уже проехали МКАД…

На ходу — полковнику позвонили, он ответил — на странном языке, который Стеблов так и не смог опознать. Интересный человек… он уже начинал понимать, что изначальная враждебность к нему была ошибкой.

— У вас фамилия интересная, Каплунов… — сказал Стеблов, смотря, как щетки сгоняют грязную жижу с лобового стекла. Погода опять портилась.

— Вообще-то Каплан — сказал полковник, не отрывая взгляд от дороги — я инвалид пятой группы[22]. Знаете, что это такое?

— Знаю… По виду вас… от палестинца не отличишь.

— Я и есть палестинец. Меня так называли одно время. Я мусульманин.

— Мусульманин?!

— Да, мусульманин. И при этом — стопроцентный еврей. По отцу я русский еврей, а по матери — бухарский. Знаете анекдот?

…

— Встречаются двое евреев. Один спрашивает — ты кто по национальности? Я — русский. А я — грузинский… Ха-ха-ха.

Полковник включил поворотник, начал перестраиваться.

— Почти приехали…

* * *

— Так, внимание…

Майор Стеблов сидел в старомодном, просмотровом зале на несколько человек. Пахло здесь — сухой пылью и старым деревом. Голос Каплунова — Каплана — доносился из динамика.

— Сейчас мы вам будем демонстрировать фотографии. Время демонстрации каждой из них — десять секунд. Смотрите внимательно. Если вы кого-то хотите рассмотреть подольше — нажимаете на кнопку на подлокотнике справа от вас — мы останавливаем кино. Если вы кого-то узнали — нажимаете ту же самую кнопку два раза. Все понятно?

— Да.

— Не бойтесь ошибиться. Даже ошибка порой может нести информацию. С узнанными — разберемся потом. Итак — вы готовы?

— Да.

— Начинаем.

Свет погас.

* * *

Нет… нет… нет…

Фотографии сменяли одна другую. На них были изображены разные люди… усатые… бородатые… в очках… снятые при разных обстоятельствах, некоторые — с большого расстояния. Но ни разу — в кабинете, где находился диапроектор[23] — не загорелась лампочка, требуя остановить прогон.

— Зачем он тебе нужен — спросил директор СВР, стоя в коридоре. Дверь в кабинет киномеханика была открыта.

…

— Он же ничего не знает. Обычный сапог. Как надену портупею, все тупею и тупею.

— Нет, он умнее обычного сапога — не согласился Каплан — я согласен, что в Грозном он вряд ли что серьезное видел. Но мне не нравится сама эта ситуация с Абу Саедом в Грозном и с тем, что в его личной тюрьме нашли солдата, который был в плену четыре года, и его не убили и не обратили в рабство. Я хочу понаблюдать за этим вблизи.

— Дался тебе этот Абу Саед. У нас продвижение НАТО на западном направлении, плюс его перевес в обычных вооружениях, который приближается к критическому. А ты все копаешься в этом старом дерьме. Прошедшего исторического периода.

— Абу Саед это будущее — снова не согласился Каплан — как вы помните, уходя из Афганистана, мы заложили там большую, разветвленную, надежную разведсеть. Кроме того, при эвакуации посольства — нам удалось вывезти и архив ХАД, хотя пакистанцы уже точили на него зубы. Абу Саед — знает, по крайней мере, часть нашей агентуры — но он никого не сдал. Почему?

— С чего ты взял, что он их знает?

— Знает… знает… но не сдает. Для него Талибан и прочие отморозки типа Исламского джихада или этой новой… Аль-Каиды — не более чем инструмент. Инструмент, который ему не жаль. Цели у него куда масштабнее. За ним и за теми, кто за ним стоит — Бабар, Гуль, британская разведка. Американцы — поставили во главе Пакистана угодного им человека[24] — но он не угоден англичанам, и поверьте — рано или поздно они его сожрут.

— И что? При чем тут мы то?