Родина

— Докладываю, что, судя по данным аудиоконтроля — идея принять участие в телевизионном шоу Безлера принадлежит супруге Першунова, Надежде, которая работает на телевидении. Об этом — она поговорила с мужем где-то вне дома, мы не смогли это засечь. Першунов, после шоу был недоволен и в резкой форме высказал это супруге. Кроме того, судя по разговору Надежда Першунова получила деньги за участие в шоу от некоего Семена Посконского, политического консультанта. Нами так же отслежен личный контакт Першунова и Посконского, а так же контакт Посконского с вторым секретарем посольства США Джоном Теффтом.

…

— Считаю, что выступление Першунова на шоу Безлера, который является возвращенцем из США и работал на радио Свобода — может быть частью игры спецслужб США, осуществляемой через посольство…

Директор досадливо покачал головой.

— Это не то…

…

— Посконский придумал тему… взять какого-то солдатика, и раскрутить на нем тему чеченской войны. К выборам. Мол, типа, вот настоящий герой чеченской войны, он вступает в партию Единая Россия и все такое…

— Этого нельзя делать!

— Да все я понимаю! — зло сказал директор ФСБ — только уже ничего не поделаешь. Посконский — это вообще… человек в себе. После девяносто шестого он неприкасаемый, тронешь его — без соли съедят. Политический гений, бля…

— Он лично встречался со вторым секретарем посольства США. Это можно подать, как шпионаж.

— Нельзя. Встреча рабочая, тут ничего такого — я же первый по башке получу. Посконский — двухсторонний канал, понимаешь, что это такое?

…

— Если до тебя еще не дошло — мы уже десять лет под США лежим и ноги раздвигаем. И даже пытаемся получать удовольствие. Шпионаж — это еще детский сад. У нас тут Госсекретарь США приезжает, смотрины потенциальным кандидатам на Кремль. Твою мать!

— Госсекретарь США приезжает?

— Ну, да. Посконский как раз об этом и договаривается, он же выходы имеет. Ладно, прорвемся…

— Что мне делать?

— Пока не активничай, отслеживай ситуацию. Посконского мы остановить не сможем, если он влез в эту тему — то не остановится. Если у тебя есть выходы прямые, как ты говоришь — попробуй сделать так, чтобы этот… лейтенантишка не рассказывал лишнего.

— Сель?

— А про это забудь вообще. Документы уничтожены. Вообще, генерал, я понимаю, что ты тогда был только полковником и вы всего лишь исполняли приказы — но… чем вы думали тогда. Организовать политическое убийство одного из кандидатов на пост президента Ичкерии… это же п…ц. Всплывет — мы все в г…е утонем…

Но генерал Гришин уже не думал о Сели. Он понял, что он будет делать, как играть. Последний, недостающий кусочек мозаики — точно лег на свое место…

Политическое убийство. Мы все в г…е утонем.

Где-то в Центральной России… 27 января 2000 года

Есть такое выражение, бытующее в Москве — за МКАД жизни нет. Довольно оскорбительное — оно тем не менее точно передавало сущность того непростого времени.

Москва — это первый город в стране, где удалось внедрить капитализм… во многом, капитализм на Москве и заканчивался. Экономика доступа, когда многое решают не конкурентные преимущества, а близость к власти, обладание эксклюзивной информацией — ставили тех кто живет и работает в Москве в неравные отношения со всей страной. Плюс льготы… в первой половине девяностых законы были драконовские, но многим можно было их не выполнять на основании системы льгот… те же афганцы, превратившиеся из-за льготной растаможки в еще одну криминальную группировку. Ну и… не последнюю роль сыграло то, что падая, советская власть погребла под своими развалинами и вездесущую прописку, регулирующую численность москвичей, и идиотский запрет на наличие более чем одной единицы жилплощади: если у тебя есть квартира, то дом в деревне уже нельзя, можно только дощатый скворечник на трех сотках, а то буржуазное перерождение получается. Когда все эти запреты рухнули — в Москве возник спрос на квадратные метры, а в области — на землю. Рублевка — долгое время представляла собой дорогу посреди колхозных земель… пока новые русские не стали строить себе загородное жилье и сотка по стоимости не сравнялась с соткой на Лазурном берегу. Можно много говорить об этом, но факт остается фактом — в девяностые доходы москвичей и всей остальной страны — отличались в разы. Пока Москва жила — остальные выживали.

Такая ситуация — породила презрительное отношение ко всей остальной стране и термин «замкадье» — означающее всю остальную Россию. Но это в среде простого народа — а мэрии предстояло решать более сложные задачи. Стремительная застройка Подмосковья — полностью нарушила снабжение города, земли почти всех подмосковных колхозов и совхозов, кормивших громадный город — были разбиты на участки под застройку и распроданы. Москва забыла вкус парного мяса, нормального, а не порошкового молока, нормальных овощей. Доля импортного продовольствия опасно росла.