Родька

— Трудно сказать. Я бы хотела оставить вам свой адрес. Так, на всякий случай. У вас в Ленинграде есть знакомые?

— Были. Теперь не знаю.

— Всякое бывает, — сказала Саша. — Вдруг соберетесь погостить. Всегда есть где остановиться. А вы были в Ленинграде?

— Я был. Несколько раз. Родька не был. Ему надо бы.

Саша вырвала из своего блокнота листок и написала адрес.

— Почерк у вас ужасный, — сказал папа. — Как у всех медиков.

— А почему вы меняете обивку? — спросила Саша. — Вам не нравится.

— А вам?

— Я, честно говоря, не рассмотрела. Костя вам пишет? Как он? Будете писать, передайте привет.

— Хорошо…

Разговор жутко не клеился. Все время возникали какие-то длинные паузы. Мне было очень трудно их пережидать, папе, наверное, тоже.

— Ну, мы, пожалуй, пойдем, — сказал он наконец.

— Да, да, — Саша даже как будто обрадовалась. — Надо идти в автобус. Место займу. А то стоять всю дорогу…

— До свидания.

— До свидания.

Саша вошла в автобус, и мы видели, как она пробирается к кондуктору, чтобы взять билет.

— Хорошо бы проветриться, — сказал папа. — А? Как ты считаешь? — Он взял меня за рукав. — Давай, пока не закрыли дверь, сядем в автобус.

Самолет задерживался на полтора часа. Мы решили перекусить в буфете аэропорта. Папа заказал всем плов и по бокалу вина. Саша выпила вино, а есть не стала. Она была какая-то непривычно молчаливая и грустная. Разговаривать с ней было все так же трудно.

— Ваш отец в самом деле очень болен?

— Вот как вам сказать… Во всяком случае, ничего нового. Он давно болен. — Саша вздохнула. — Грустно мне что-то…

— Нам тоже, — сказал папа. — Вы твердо решили не возвращаться или это еще под вопросом? Между прочим, найти в Ленинграде такую работу, как вам хочется, — не так просто.

— Просто. А впрочем… Раньше мне казалось, что для меня все просто. Я, знаете, была очень хорошего мнения о себе.

— А теперь?

— Не знаю. Во всяком случае, надо что-то делать. Например, выйти замуж. Только хорошо выйти, по-настоящему, не как в первый раз.

— А что значит «хорошо»? У вас уже есть кандидатура?

— Пока нет. Зато я знаю, чего хочу.

— Чего же?

— Совсем немного. Счастья.

— Вот даже как! А что такое счастье?

— Счастье — это счастье, — сказала Саша. — Я пока что не могу объяснить словами, но я знаю, что это такое. И вы знаете. И Родька, пожалуй, знает.

Подошла официантка. Мы рассчитались и вышли в зал ожидания.

— А почему вдруг вы поехали меня провожать? — Саша села на скамейку.

— Не морочьте голову! — Папа сел рядом с Сашей. — Знаете что, — сказал он. — Очевидно, вы не так умны, как мне показалось вначале. Ну на кой черт вам Ленинград? Поживите здесь год, два. И замуж… Куда торопиться? Успеете. Вы же молодая.

— Пока молодая.

— Вы всегда будете молодая, — сказал я.

— Конечно! — сказал папа.

Саша улыбнулась:

— Вы мне это гарантируете?

— Гарантируем.

Саша помолчала.

— Вот это и есть, наверное, счастье, — сказала она.

— Что именно?

— Когда кто-нибудь гарантирует… Но сейчас вы мне делаете подарок. А на подарках, к сожалению, не проживешь. Знаете, почему я уезжаю?

— Ну?

— Может быть, еще и потому, что с вами мне было слишком хорошо.

— Идиотская логика! — сказал папа.

— Нет, нормальная. За вас выйти замуж, как предсказала ваша соседка, я не могу. Вы слишком… взрослый. За Родьку тоже не могу. Он слишком молодой. А так — что ж? Не вечно же греться у чужого огня.

— Чепуха! — сказал папа. — Давайте мы вас удочерим. Тоже мне проблема!

— Или усестрим, — сказал я.

Саша засмеялась:

— Родька растет на глазах. Такой стал остряк — прямо куда тебе! А вам не кажется, что нам пора?

— Да, — сказал папа. — Пора.

Он взял Сашин чемодан, и мы пошли к выходу.

…Саша написала только через месяц. Письмо было короткое, на одной страничке. Она писала, что у нее все хорошо. Устроилась на работу, отец чувствует себя лучше. С диссертацией пока ничего определенного, но это ее нисколько не волнует. Дальше она писала, чти так же, как в Благовещенске ей не хватало Ленинграда, так же теперь в Ленинграде ей не хватает Благовещенска и что, если бы мы вдруг приехали к ней в гости, она бы не очень огорчилась, и вообще…

— А в самом деле, — сказал папа, — где-нибудь после Нового года… Как ты думаешь, тебе дадут отпуск?

— Я не знаю. А это что такое? Ого!

Я даже не заметил, когда папа успел начертить такую кучу чертежей.

— Ну как? — Он взял со стола ватманский лист. — Чистота и порядок. Приятно в руки взять такой чертежик, а?

— Это на конкурс?

— Конечно. Уж на этот раз мы обязательно выиграем.

— А если не выиграем, тогда что?

— Тогда знаешь что? — Папа помолчал. — Тогда мы выиграем в другой раз! — И он насмеялся. — Ты свободен? Бери-ка молоток. Бери, бери.

Наконец-то мы обили наши стулья. Нельзя сказать, что слишком аккуратно, но материал был выбран хорошо и очень подходил к нашей квартире.