Родька

Она напустила себе на лоб немного волос и зажгла в машине свет.

— Это еще что? — Шофер обернулся. — Потушите.

— Ничего, ничего, — сказала Лигия. — Мы — сейчас.

Но она и не думала тушить свет. Она вынула из сумочки маленькое зеркало с ручкой и стала так и эдак перекладывать свою челку.

Какой все-таки человек! Если бы мне сделали замечание, я бы сразу потушил. Не положено, значит не положено. Я иначе не могу. И люди, наверное, это чувствуют. Если бы я не потушил свет, шофер бы обязательно на меня прикрикнул еще раз. А на Лигию не может. Я же вижу — он хочет и не может. Интересно, почему это?

И вообще Лигии многое прощают. Даже я. На нее как-то трудно сердиться, что бы она ни сделала.

— Стоп! Вот здесь я живу.

Все-таки Благовещенск маленький город. Ездили мы, ездили и наездили на два рубля шестьдесят копеек за первый и второй раз.

— Проводи меня через двор. А то я всегда боюсь. Темно там. А ты не боишься темноты?

— Я ничего не боюсь.

— А если я тебя попрошу сделать одну вещь, ты сделаешь?

— Смотря что. Небось морду кому-нибудь набить?

Лигия засмеялись.

— Нет, — сказала она, — теперь я этим не занимаюсь. Я знаешь что хотела? Давай в то воскресенье а театр пойдем. Костюм этот у тебя ничего. Ты еще рубашку с галстуком надень и зайди вечером к нам вот сюда. Тут в коридоре будет куча девчонок. А ты зайди и скажи: «Простите, пожалуйста, где тут Лигия живет? Черненькая такая, из Москвы приехала». Только громко, чтобы нее слышали. Сделаешь, ладно?

— Вот чудачка, а зачем тебе?

— Надо, — сказала Лигия, — ну что тебе, трудно?

— А в театр мы действительно пойдем?

— Конечно, пойдем, если купишь билеты. Ну, пока!

— Значит, до воскресенья?

— До воскресенья.

Папа дал мне свою самую лучшую нейлоновую рубашку и серый в крапинку галстук.

— Возьми носовой платок.

— Зачем? Я же не простужен.

— Вот она, молодежь, — сказал папа. — Ты, что ж, думаешь, в платок можно только сморкаться? А вдруг у тебя лоб вспотел? Что будешь делать?

— Что-нибудь сделаю. От Кости письмо?

— Нет, от Саши.

— Что она пишет?

— Почитай.

— Мне некогда.

— То есть?

— Надо одеться.

— Ладно, я тебе прочту.

Сашино письмо мало чем отличалось от первого. Дела у нее шли хорошо. Отец совеем выздоровел и вместе с Сашей приглашал нас в гости. От него была внизу маленькая приписка, где он говорил, что очень хотел бы с нами познакомиться.

— Знаешь, мы так и сделаем, — сказал папа. — В вечерней школе есть зимние каникулы?

— По-моему, есть.

— Вот и махнем в Ленинград. Тебе хочется повидать Сашу?

— Еще бы.

— Ленинград — великий город, — сказал папа.

— А Москва?

— Что Москва?

— Разве тебе не хочется повидать внука?

Папа долго молчал.

— Ну ладно, одевайся, — сказал он, — и возьми носовой платок. Ты сколько в этом месяце заработал?

— Сто. А что?

Папа вынул свою авторучку и стал что-то подсчитывать.

— Как будто получается, — сказал он. — На пару дней можем заскочить в Москву. Если не будем одалживать Косте, с натяжкой хватит на все.

— А мы и не будем одалживать. Сколько можно? Что он, маленький?

— Для меня он всегда маленький, — сказал папа. — Ну ладно. Это особый разговор.

Лигия ожидала меня на улице.

— Ух, какой ты нарядный! Это чья рубашка, папина? Ну пошли, пошли.

— А как же насчет Москвы? Уже не нужно?

— Я передумала, — сказала Лигия, — зачем что? Верно ведь?

— А зачем ты раньше хотела?

— Девчонки у нас вредные ужасно. Я им говорю, что из Москвы приехала, а они не верят. Тебе нравится мое платье? Это французское. Это мне папина жена подарила.

— Значит, она к тебе хорошо относится?

— Вот чудак, — сказала Лигия. — Я у них ребенка нянчила. Думаешь, что? Просто на нее уже не лезет. И вместо зарплаты. Оно же заштопанное, вот здесь. А не видно, правда? Это я сама заштопала. Художественная штопка называется. Не всякий сможет. Ты сколько в месяц зарабатываешь?

— Как когда. Бывает — сто. А бывает — и сто пятьдесят.

— Ого! А я еле-еле шестьдесят натянула. Ну пошли, вошли, вон автобус подходит.

Спектакль нам понравился.

— Как ты считаешь, я могла бы стать актрисой?

— Не знаю.

Домой мы шли пешком. Я держал Лигию под руку.

— Давай зайдем в парк, — попросила вдруг Лигия. — Или просто в сквер. Мне хочется посидеть на скамейке.

Мы зашли в сквер. Все скамейки были заняты.

— Целуются, — сказала Лигия, — и как им не надоест! А ты мог бы их согнать? Притворись, будто ты пьяный, они убегут. Вот смешно было бы. А ты очень изменился. Ты уже бреешься, да?

— Немного, — соврал я. — Ты знаешь, первые придумали бриться англичане. Они бреются каждый день. Это у них такой порядок. А некоторые даже два раза в день.

— Да, — сказала Лигия. — Англичане очень воспитанные. Они всегда в белых рубашках. Очень красиво. И дамам руку целуют. А я, знаешь, ни с кем еще не целовалась. Ни разу в жизни, — вдруг ни с того ни с сего соврала Лигия. — Все думают, что я целовалась, а я ни разу не целовалась. — Я не стал возражать. Пускай. — У Зои Космодемьянской в дневнике знаешь как было записано: «Умри, но не давай поцелуя без любви». Хорошие слова, верно ведь? А ты мог бы меня поцеловать просто так?

— Не знаю.