Родька

— Нет. Просто он понял, что как раз это доставляет мне удовольствие, и прекратил. Очевидно, он садист. — И она уставилась на меня без тени улыбки. — Вы садист?

— Конечно! — сказал Стас. — Ты же знаешь, я с мазохистами дела не имею. Море любит соленого парня! Ну давай, парень, будем обедать.

…И началась моя новая жизнь.

У Стаса недалеко от дома отличный гараж-мастерская. Сначала из-за меня он старался брать машины попроще. А потом, когда я слегка поднатаскался, мы стали делать полный ремонт кузова, с заменой крыши, с переваркой сидений. Особенно мне нравилось из двух битых крыльев делать одно новое. По словам Стаса, сварщик из меня получился лихой.

Не знаю, жалеть ли мне, что вот я один в нашей семье хожу, как дурак, без высшего образования. Но Стас ведь тоже не имеет ромбика. Три года он учился в МАИ, потом бросил. Водил рейсовый автобус. А теперь работает сантехником в ЖЭКе. Ну и что? Что тут плохого? Или хорошего? Работает и работает человек. Тем более, что мастер он — дай бог всякому. Пару раз я ходил с ним по вызову. Одно удовольствие смотреть, как он расправляется со всякими там кранами-унитазами. Рубли и трешки он не сшибает. А зачем ему? Такое ремесло в руках! Он человек материально независимый — благодаря субботним уходам за всякими «Волгами» и «Жигулями».

Со временем, кроме кузовных работ, мы стали браться и за коробки передач, и за электрику. А кончилось тем, что стали даже перебирать двигатели.

Машина! Люблю. Нет ничего прекрасней хорошей современной машины. И нет ничего прекрасней тундры, тундренции — моих университетов. У каждого в жизни есть университеты. Для меня — это армия.

Помню, вырвался я, вылетел в эту свою первую самостоятельную жизнь — и с меня будто горы слетели. Вот же оно, вот! Народ моих лет. Те же дела, те же интересы. А есть ребята и поумней меня, полюбопытней.

Вот Жора Пигулевский — высокий, красивый, только сгорбленный слегка. Прекрасный разметчик. Всю службу мы с ним были на «вы».

— Вы отличный парень, Родя, — говорил он, — но в разметку я бы с вами не пошел. А уж в разведку тем более.

Это он научил меня читать сложные чертежи. И даже кинетические схемы. А сколько стихов Жора вдолбил в мою тупую провинциальную голову, сколько идей. И какие это были идеи! Это он, придя в ужас от моего невежества, научил меня «партитурному чтению», и с тех пор я читаю книги, как глотаю пирожки. За время службы, без преувеличения, я прочел раз в двадцать больше, чем за всю предыдущую жизнь.

А главное — никогда, ни одному человеку, кроме него, я не показывал то, что пишу. Даже папе. Не мог. И сейчас не могу.

Да, Жора Пигулевский — это был экземпляр. Единственное, что меня в нем раздражало, — его юмор. Он тоже любил анекдот про бананы. Интересно, а если бы он приехал к нам в гости? Я ему много рассказывал про папу. И постепенно он проникся к нему большим интересом.

— Да! — говорил Жора. — Это — да!

Но где он теперь — тот папа?..

А может, я все-таки трус? И надо плюнуть на все и взяться за его лечение? Не хочет иглоукалывания — не надо. Можно пойти простым путем. У них при главке есть, наверное, своя поликлиника. Надо будет спросить у Кости, он все знает. Да и вообще надо бы его порасспросить кое о чем.

А потом представил себе, как тащу папу, скажем, к невропатологу. Господи, какая нудота! Опять он станет говорить, что здоров, что у него просто такой период.

Гараж. Железо. Работаем. Хорошо.

— Слушай, старик, — сказал я Стасу, — тебе никогда не приходит в голову: «А зачем?»

— В каком смысле?

— Ну вот, например, мы делаем этот двигатель. А зачем? Да и все остальное, вообще…

— Приходит. — Стас положил гаечный ключ, уставился на меня. — Не очень часто, но приходит.

— И что?

— Жду, когда пройдет.

— А если не проходит? Долго. Совсем.

— Это исключено. Стоит мне вспомнить, что дома у меня сидит Стешка, на что-то надеется… Ты даже не представляешь, что она для меня такое.

Уж я-то как раз представляю…

Лет до двенадцати Стеша была просто красотка — я видел фотографии. У них целый альбом. Но Стас его прячет. Показал — и опять спрятал.

И характер у Стеши был заводной, веселый. Правда, врачи и тогда уже говорили, что за ней нужен постоянный присмотр, что есть опасность… Но если ничего не произойдет…

Произошло самое ужасное. Отец был за рулем, мать — рядом, на переднем сидении. И вот с поперечной дороги на них выскочил неосвещенный грузовик. Стас говорил, что какое-то время они были живы…

Стасу тоже досталось. А у Стеши просто что-то треснуло внутри, что-то съехало со своего места.

Съехало, съехало…

Меня как током ударило. А может, у папы тоже съехало? Да, да, скорее всего. Даже наверняка так. Но почему? Ничего такого нет, все живы, слава богу…

Нет, надо будет все-таки пойти к Косте. Прямо так, конечно, у него ничего не выспросишь. Но если аккуратно нажимать на разные незаметные педали…

— Ты что! — Стас отобрал у меня отвертку.

— А что?