Родька

— Знаешь, если мы так будем работать, ни о каком приглашении в Болгарию и говорить не стоит. Приедет человек домой, прокатится туда-сюда и — здравствуйте, я ваша тетя! Я тебе сколько шайб говорил ставить? А ты что делаешь? Развинчивай, развинчивай весь узел. Откуда я знаю, что ты там понапихал?

Иногда дотошность Стаса меня просто бесит.

— Не знаю, может, ты и хочешь в Болгарию, а я лично — нет.

— Придет время, захочешь. Давай, давай!

Что говорить, идея, конечно, богатая. Золотая идея. Какой-то болгарин, я даже не видел его, — приятель приятелей Стаса. Мы чиним его «Ладу». Денег не берем. А он нас за это приглашает летом или в начале осени к себе в Болгарию. Где-то на Черном море у него свой дом. Понимаю я, что надо работать хорошо? Прекрасно понимаю. Ленив я? Нет. А если и ленив, то умеренно. Но вот, спрашивается, на кой черт Стасу эта вторая шайба? Кто ее увидит, да и зачем, к чему она в данном конкретном случае?

Но он иначе не может. По временам доходит просто до идиотизма. Вот, скажем, собрали мы мотор. Работает. Все хорошо, все чисто. И вдруг, довольный, разомлевший, я слышу голос Стаса:

— Здрасьте! А это откуда?

Он держит в руках какой-то болтик или гайку.

— Какая разница? Брось вон туда, потом разберемся.

— Ну нет, — говорит он, — так не пойдет.

И тут начинается. День, два, а то и неделю мы ищем-рыщем, куда бы приткнуть эту чепуховину. Один раз даже поссорились.

Вообще-то ссориться я очень не люблю. Некоторых ссора бодрит. А я впадаю в тоску. Неважно — прав я, не прав, все равно на душе какая-то мразь, прямо жить неохота. Не то, чтобы у меня возникало папино «а зачем?»…

Ах, если бы людей можно было чинить, как двигатели; разобрал-собрал. И опять разобрал, если нужно. Похоже, с папой что-то произошло, когда я был в армии. Может, еще там, в Благовещенске, а может, уже здесь, в Москве. Но что? Любовь? Женщина? Нет! Насколько я понимаю, это объяснение не для папы.

— …Что с тобой? — вдруг сказал Стас.

— А что?

— Не знаю. По-моему, ты не в себе. Я вот гляжу на тебя и прямо лезу на санузел!

(Между прочим, не всякий поймет, что это значит!..)

— Да, — сказал я. — Как-то мне…

Стас посмотрел на меня с сочувственным раздражением.

— Ну, тогда иди домой, — сказал он. — Все равно толку от тебя нет. Отдохни, что ли. Только завтра приходи пораньше.

— Ладно. — Мне вдруг жутко захотелось пойти к Косте. Сейчас же. Немедленно. — До завтра! — Я быстро стащил с себя робу.

— Угу, — Стас мрачно кивнул.

— Что за деревенские привычки? — сказал Костя, открывая дверь. — Ты что — забыл мой телефон? Или трудно позвонить? А если бы у меня была женщина?

— Подумаешь! Что, у тебя негде ее спрятать? Ты же знаешь, мы долго не засиживаемся.

— А это ваше дело. Сидите хоть целый день, я буду только доволен. Ну-ка, посмотри сюда. По-моему, прекрасный столик. И знаешь, сколько я за него заплатил?

— Вот это — да! — Я оглядел столик со всех сторон, пощупал и даже покатал на колесиках. — И удобно.

— Очень удобно! — сказал Костя. — Понимаешь, приходят гости — вот ты, например. Я качу его на кухню, сервирую и — пожалуйста. Вот так.

Костя покатил столик в другую комнату, потом в коридор, а потом уже на кухню.

— Чай или кофе?

— Все равно. Только покрепче.

У Кости хорошая квартира. И обставлена ничего. Но как он здесь живет, я не понимаю. То ли тут чего-то не хватает, то ли что-то лишнее. Вот, скажем, этот мощный арабский гарнитур. Стоит, стоит, а вид у него нежилой. Да и кресла эти, бар…

— Не скучаешь? — Костя уже прикатил чай.

На столике стояли сервизные чашки. Из них торчали начищенные серебряные ложки с красивыми буквицами. Я попытался прочесть, что там написано.

— Приходится! — Костя окинул все это рукой. — Вот даже такая мелочь, как монограмма на ложечке. Подаешь чай — и сразу все: ах-ах! Фамильное серебро. Особенно слабый пол. Вот видишь, здесь буква «М». Нет, вот так, если перевернуть. «Муромцев, конечно?» Я, естественно, ни да, ни нет: Понимайте как хотите. Вы с папой, конечно, можете смеяться, это ваше дело. Но, ты пойми, я живу совсем в другом мире. Ты же видел, какие у меня люди бывают. И тут надо, понимаешь, иногда просто надо!..

— Конечно, надо, — сказал я. — Я же понимаю, что такое светское общество, светская беседа.

— Пижон! — Костя радостно захохотал. — Откуда ты можешь знать? Ну вот, как по-твоему, что такое светская беседа?

— Могу процитировать моего великого друга Жору Пигулевского: светская беседа — это когда все оживленно говорят о том, что никого не интересует. Годится?

— Как, как?

Я повторил.

— Ну-ка, погоди! — Костя схватил записную книжку. — Я, честно говоря, хохмы не запоминаю. Ну-ка, да-вам говори, я запишу.

И тут я понял, что мне повезло. Костя в таком настроении, что сегодня, пожалуй, удастся поговорить. Надо только еще раскочегарить его немного.

— А ты что? — сказал я. — Я вот смотрю на тебя и прямо… лезу на санузел!

— Куда ты лезешь?

— На санузел. Перевертыш. Вот ты вслушайся: «Лезу на санузел». Слева направо читаем, получается так. И справа налево — так же.

Шевеля губами, Костя проверил. Потом еще раз.