Восьмисерийный фильм «Обитель» — плод коллективных усилий трёх незаурядных людей. Прозаик и публицист Захар Прилепин, автор исходного романа, — едва ли не единственный из топовых российских творцов, кто последовательно защищает от поруганий «советский проект» (его товарищем в этом смысле представляется лишь Александр Проханов). Режиссёр-постановщик Александр Велединский старается совместить идею профессионализма с мечтой о жанровом успехе, а внеидеологический патриотизм — с неким мужским кодексом и пристрастием к витальной силе. Наконец, продюсер Валерий Тодоровский — кинематографист потомственный; человек настолько же талантливый, насколько осторожный. Он тоже любит «жанр» и в качестве продюсера с удвоенным рвением заботится о прокатной судьбе, но при этом очевидно не ностальгирует по советскому времени. Честный, мощный, изысканный — вот как захотелось охарактеризовать троих создателей «Обители», основываясь на прежних своих впечатлениях. «Лебедь, рак и щука…» — вертелось при этом в глубинах сознания.
Вначале разберёмся с жанровой составляющей, со смотрибельностью, тем более что все трое знают путь к массовому успеху. Так называемый «большой стиль», к которому располагал материал, не получился. То ли было мало денег, то ли случился жанровый сбой. Исходный сюжет Прилепина — вероятно, роман воспитания. Человек без свойств или, одновременно, человек со всеми свойствами, как определяет главного героя Артема Горяинова сам автор, — убив родного отца, попадает в Соловецкий лагерь особого назначения, где методично получает уроки жизни и смерти, знакомится с огромным количеством людей разного образа мысли, душевного устройства, разных профессий и возрастов. С уголовниками и белогвардейцами, с эстетами и грубиянами, с доносчиками и мучениками, со священниками и демонами во плоти. Базовая идея Прилепина — запустить в раннесоветскую эпоху, относительно которой нет до сих пор даже и намёка на примирение, простака, который постигает её, не имея никаких априорных представлений, — продуктивна. И актёр Евгений Ткачук, играющий Артёма, скорее, со своей задачей справляется: убедительно даёт постепенное наполнение внутреннего пространства новым, зачастую экстремальным, опытом.
Роман воспитания даже и на «мирном» материале подразумевает обязательные идеологические столкновения с философскими противостояниями. Что уж говорить про эпоху нашего исторического слома: у каждого лагеря своя правда, своя историософия, свой, зачастую произвольный, набор фактов и, соответственно, свои спекуляции на тему. Для экрана, где слово всё-таки вторично, необходимо было изобретать какую-то оригинальную систему подачи столь разнохарактерного, столь противоречивого идеологического содержания. Специально подчеркнуть не вполне реалистическую природу образа главного героя и преподнести других людей с их заветными идеями как своего рода сгустки социальности. Однако из виталиста Велединского социолог, как видно, никакой. Не отстранился от реализма, наоборот, влип в повседневную фактуру, которая, повторимся, в ситуации явно недостаточного бюджета не сработала.
Но куда важнее то, что как только любой экранный персонаж начинает здесь высказываться «по существу», органики не случается, ведь артист играет по-станиславски материал от «брехто-сартра». Поскольку с материалом этим Велединский скучает, он придумывает вброс кинематографической проблематики: хроникёры снимают, лакируя, теперешний лагерь; регулярно даётся игровая дореволюционная фильма, где загулявшихся на Соловках охотников преследуют ангелы; наконец, священник обсуждает с главным героем, кто же лучше — Чаплин или неулыбчивый Китон. По правде говоря, в сравнении с мировой революцией вся эта околокинематографическая возня — вздор. А уж тем более в сравнении с революцией отечественной. Общие места от киномана Велединского и острые места от мыслителя Прилепина конфликтуют. Здесь бы, между прочим, вмешаться человеку с неплохим вкусом Тодоровскому… Впрочем, может, изначально было ещё хуже, а он таки действительно вмешался и подрихтовал, подправил, даже и спас? Вот именно: «Обитель» небезнадёжна. Более того, «Обитель» и необходима, и хороша. Объяснимся.
Что нам «эстетика», когда давно попраны этика, историческое сознание и здравый смысл! Один позднесоветский диссидент, а впоследствии политтехнолог уместно высказался о временах перестроечных разоблачений. Дескать, даже и не важно уже, что там открылось много фактической правды, по-настоящему важно лишь то, что открытия эти были преподнесены стране и миру в режиме тотальной, всеобщей потери достоинства. А ведь действительно: с воплями аля-улю и трави помалу. В результате-то всё живое на десятилетия отравили по большому, даже по самому большому счёту.