Родная старина Книга 1 Отечественная история с IX по XIV столетие

26 августа русское войско переправилось за Оку, в Рязанскую землю. Олег, узнав о силах Дмитрия, испугался, не знал, что и делать, переезжал беспрестанно с места на место, посылал гонца за гонцом к татарам и литовскому князю. Не знал Олег, кого больше опасаться ему — Дмитрия или Мамая. Совесть мучила Олега, но вражда к московскому князю и боязнь татарского погрома были в нем сильнее укоров совести.

Войска русские бодро шли вперед. Погода стояла хорошая: осенние дни были ясны и теплы, земля суха. Когда рать подходила уже к Дону, прибыли навстречу люди из передового отряда, посланного для разведки, и принесли важную весть: «Мамай стоит на Дону, на Кузьминой Гати, и дожидает к себе Олега и литовского князя (Ягелла). А силы у Мамая столько, что и перечесть нельзя».

Собрал Дмитрий на совет князей и воевод. Надо было решить вопрос: переходить ли русскому войску за Дон и напасть на татар или не переходить и ждать нападения врагов. Одни говорили: «Лучше остаться на этой стороне реки. Враг силен: на всякий случай должны мы удержать себе путь назад». Другие, более решительные, особенно Ольгердовичи, говорили иное: «Лучше переправиться как можно скорее. Надо, чтобы ни у кого не было и мысли назад возвращаться; пусть всякий без хитрости бьется, пусть не думает о спасении. Говорят, сила велика у врагов. Что на то смотреть! Не в силе Бог, а в правде!»

В это время гонцы от преподобного Сергия привезли грамоту великому князю. Святой подвижник благословлял его и обещал ему помощь Бога и Пречистой Богородицы.

Радостно забилось сердце Дмитрия. Прочел он в кругу своих соратников-вождей эту грамоту. Великую силу в глазах всех русских имело слово преподобного Сергия. Дмитрий больше не колебался. Присоединился он к мнению Ольгердовичей.

— «Честная смерть лучше позорной жизни, — сказал он в ответ слишком осторожным советникам своим, — уж лучше было нам не начинать похода против безбожных татар, чем, пришедши сюда и ничего не сделавши, вернуться назад».

Да и надо было поспешить, чтобы не допустить литовцев соединиться с татарами.

Стали русские искать на реке бродов для конницы и строить мосты для пеших. В ночь с 7 на 8 сентября русская рать перешла через Дон.

В эту ночь, говорит сказание, пришел к великому князю воевода Дмитрий Боброк, родом волынец. Он был смышленый, опытный воин и слыл искусным гадателем.

— «Не желаешь ли, — сказал великому князю Боброк, — я покажу тебе приметы, по которым ты узнаешь, что случится вперед?»

Князь согласился, условившись держать это гадание в тайне. Сел Дмитрий на своего коня и вместе с Боброком выехал вперед.

Ночь была тихая и теплая. Пред ними расстилалось широкое ровное поле, звалось оно Куликово. Позади них был Дон, впереди протекала речка Непрядва, приток его. Дмитрий с гадателем остановились посреди поля. Ночная мгла скрывала оба стана.

— «Оборотись к татарской стороне, князь, и слушай!» — сказал Боброк.

Несколько времени стояли они молча. Слышались им от татарского стана сильные крики, стук, звуки труб. Слышалось им, как за татарским станом страшно завывали волки, а по правой стороне зловеще кричали птицы, граяли вороны, стаями перелетали с места на место; на реке Непрядве гуси и лебеди крыльями плескали, предвещая грозу.

— «Что, князь, слышал?» — спросил Боброк.

— «Слышал грозу великую», — отвечал Дмитрий.

— «Оборотись теперь на полки русские!» — сказал Боброк.

Е. Данилевский К полю Куликову

Послушал князь несколько времени и сказал: — «Не слыхать ничего. Тишина великая, вижу только множество огней и зарево от них!»

— «Господин князь, — сказал Боброк, — огни — это доброе знамение тебе. Призывай Бога небесного и верою не оскудевай!»

«Есть у меня еще примета», — сказал гадатель. Сошел он с коня, припал к земле ухом, долго пролежал он, все к чему-то прислушивался. Наконец он поднялся. Стоял он с опущенной головой, с грустным лицом и молчал.

— «Ну, что, брат, какая примета?» — спросил его великий князь. Боброк в тяжелом смущении молчал. Князь стал его упрашивать, умолять. Боброк прослезился. Заныло сердце у князя.

«Брат Дмитрий, скажи мне, — тревожно упрашивал он Боброка, — сердце у меня очень болит!»

— «Господин князь! — сказал наконец Боброк. — Поведаю тебе только одному об этих приметах; ты же никому не говори о них. Одна примета тебе на великую радость, а другая на великую скорбь. Слышал я, как земля горько, горько плакала: с одной стороны, казалось, будто женщина-мать о детях своих плачет, по-татарски причитает, голосит и слезами разливается; с другой стороны, слышалось мне, будто девица плачет в великой скорби и печали, плачет нежным голосом, тонким, как свирель. Много видывал я битв, не раз изведывал всякие приметы, знаю я их. Уповай на милость Божию, татар ты одолеешь; но твоего христианского воинства на поле ляжет от вражьего меча многое множество!» Заплакал князь от этих слов, но потом сказал: «Как Богу угодно, пусть так и будет. Кто воле Его противник?!»

С. Андрияка На поле Куликовом