Родники рождаются в горах

— Как хорошо, что я посоветовался с тобой, отец. А я ведь хотел тайно от тебя сделать памятник матери. Такой удивительный камень, почему же учителя нам о нем не говорили?

— Скорее всего, они сами не знают его истории. Большинство учителей — молодые, только что окончили вузы…

— Историю родного края надо всем знать, отец! Собирать, записывать, помнить, расспрашивать стариков! — горячился Хаджимурад.

— Я ведь с тобой и не спорю, — сказал Жамалудин спокойно. — Но теперь многое забыто. Когда-то в наших горах не смолкали бои. Врагам скала как бельмо в глазу. Любая может скрыть джигита. Горы непроходимы для чужеземцев — аулы, как орлиные гнезда, вырастали высоко на неприступных утесах. Сейчас и аулы заброшены и забыта слава наших предков.

Хаджимурад чувствовал, что отец очень взволнован.

— В ваших музеях старинная посуда, — продолжал Жамалудин, — заржавленные ружья хранятся, а о судьбах героев-горцев только ветер поет…

— Хорошо бы, — размечтался Хаджимурад, — этот камень поставить у школы. Тогда каждый ученик, кроме правил грамматики, помнил бы повесть о храброй горянке.

— Это — не единственная повесть, которую надо бы помнить. Сколько можно отыскать немых свидетелей человеческих подвигов в наших горах. — Жамалудин помолчал. — Ученые ищут, стараются прочитать надписи, — добавил он горько.

Оба — отец размеренно, сын, прыгая с камня на камень, подошли к реке. Здесь они расстались. Жамалудин зашагал к аулу, а Хаджимурад, радуясь свободному дню, погожему утру, переходил от камня к камню, выбирая подходящий. Но вдруг перед ним, отодвигая все в сторону, возникло видение: Жамилат — отважная девушка в мужской одежде. В его воображении она походила на Шарифат — такая же строгая, стройная. Только косы у Шарифат были светлые.

«Если понадобится, то и Шарифат встанет на защиту горского намуса. Шарифат! За этой горой — ее аул. А что если подняться на гору! Сегодня! Сейчас. Что делает Шарифат? Читает, склонившись над книгой, или сидит за станком? Какие узоры сплетает она на ковре? А Ибрагим? Ибрагим, может быть, стоит рядом, смотрит на нее и улыбается».

Вспомнил об Ибрагиме, и волна боли на минуту захлестнула сердце.

«Надо было спросить, кто для нее Ибрагим. Если он ей больше, чем друг, зачем я буду мучить себя? Сразу надо захлопнуть двери перед мечтами, которым не суждено сбыться. А Багжат… Почему, вспоминая о Шарифат, тут же вижу перед собой Багжат? То она, то Шарифат… Не могу сам ни в чем разобраться. Безвольный я какой-то».

Поглощенный своими думами, Хаджимурад не заметил, как очутился у самой подошвы горы. Притворяясь перед самим собой, что не знает, куда идет, не оглядываясь, Хаджимурад быстро поднимался вверх.

Вот взобравшись на обломок скалы, чтобы передохнуть, Хаджимурад оглянулся. Напрямик путь был нелегкий — приходилось перескакивать через родники, прыгать по камням.

Вон он, аул Горчок! Намного меньше Цибилкула.

Под солнцем блестели шиферные крыши, резала глаза снежная белизна двухэтажного здания школы.

«Что я скажу, если спросят, зачем пришел?» — мелькнула мысль. «Но возвратиться обратно, не повидав Шарифат? Я придумаю, что угодно: скажу, из табуна убежала колхозная лошадь, и я ее разыскиваю. Конечно, Ибрагим не поверит. Ну и пусть не поверит!» — махнул он рукой, поднимаясь все выше, все быстрее. С каждым шагом уверенность сменялась робостью.

Подойдя совсем близко к аулу, Хаджимурад сел на небольшой камень. Неподалеку, как прижавшиеся друг к другу гуси, расположились дома. Крыша одного служила верандой другому. К аулу со всех сторон сбегались узкие тропинки. На ярко-зеленой лужайке они казались коричневыми лентами, оброненными длиннокосой, поспешно бежавшей девочкой. Одни тропинки вели к самой вершине горы, другие уводили в глубь ущелья, третьи вниз — к реке, к родникам, в поле… «Здесь она ходит. Какой же ее дом? Не тот ли, где на веранде развесили белье, или тот, где на крыше сушат траву?»

Глаза Хаджимурада перебегали с одного дома на другой. «Красивый аул. И название интересное — Горчок. Наверное, и легенда существует о его рождении».

Хаджимурад уперся локтями в колено, положил на ладонь подбородок. Ему хотелось придумать какую-то необыкновенную легенду про этот аул, который неожиданно стал таким близким.

«Горчок, откуда произошло само название? Ведь не само по себе… Когда сюда пришли люди в поисках удобного места для жилья, может быть, спорили. Одни говорили: «Здесь построим!» Другие: «Нет, поищем еще». Потом они, чтобы разрешить спор, поднялись на самую вершину горы и пустили оттуда горчо[22]. И там, где оно остановилось, решено было построить аул. Вот и назвали этот аул Горчок». Хаджимурад поднялся с камня и, будто желая увидеть следы ног людей, спустивших горчо, внимательно осмотрел гору, возвышавшуюся за аулом Шарифат. С вершины, словно положив на крылья хурджины, полные мечтами Хаджимурада, поднялся орел. Уверенно, величественно взмывал он в небо. По мере того как орел отдалялся, растворялся в небе, сердце Хаджимурада окутывалось печалью.