Родники рождаются в горах

«Это гордая птица. Она не терпит к себе жалости», — вспомнил Хаджимурад слова Ибрагима. Глубоко вздохнув, он быстрым шагом направился к аулу.

Ему встретились женщины, гурьбой идущие в поле. Увидев Хаджимурада, они пошептались между собой. Хаджимурад свернул в переулок и столкнулся с идущей ему навстречу Супайнат. За спиной она несла кувшин воды. С того самого дня, когда Хаджимурад помогал строить стену дома старушки Издаг, он запомнил мать Шарифат.

Супайнат остановилась, узнав Хаджимурада.

— Где у вас контора сельсовета? — спросил Хаджимурад, не зная, что сказать и перебирая в памяти вопросы, задаваемые людьми, приезжавшими в Цибилкул в командировку.

— Контора недалеко, сейчас покажу, — охотно отозвалась женщина. — А ты не тот ли джигит, что пел однажды вечером у нас в клубе? — Супайнат приветливо улыбнулась. Эта улыбка проникла в его сердце, как теплый луч, но и смутила. Улыбаясь, Супайнат стала очень похожей на Шарифат.

— Да, я у вас пел…

— Зачем тебе надо в контору? Там никого нет. Председателя я с утра видела в поле.

— Конь из колхозного табуна убежал! — выпалил Хаджимурад, краснея от своей лжи.

— Конь найдется. — Супайнат снова блеснула улыбкой. — Сперва, сынок, пойдем к нам завтракать! И отдохнуть тебе нужно немного. Шарифат нам без конца только и говорит, как вы хорошо их принимали. Хвалит за красоту весь аул. Вы королевой ее, что ли, выбрали на байраме?

Супайнат шла по тропинке впереди. Хаджимурад — за ней. Ему чудилось — ноги его не касаются земли. Он даже для приличия не мог найти силы, чтобы сказать Супайнат: «Спешу, не могу сейчас к вам зайти», боясь, что мать Шарифат не повторит приглашения.

Хаджимурад и радовался, что так получилось — он идет к Шарифат, и огорчался: «Ну что я ей скажу? Зачем придумал пропажу колхозного коня? Вдруг она поймет, что это все неправда, подумает, что я лжец и проходимец!»

— Вот она, как наседка над цыпленком, сидит над своим ковром. — Супайнат распахнула зеленые ворота: — Дочка, я привела гостя, принимай! — крикнула она со двора.

— Ты же знаешь: сегодня мне некогда! — не особенно вежливо отозвалась Шарифат.

Девушка встала. Хаджимурад видел: в одной руке она держала моток зеленых ниток, в другой — небольшой куры́[23]. Узнав Хаджимурада, девушка изумленно вскрикнула. В ее возгласе Хаджимурад различил и радость и испуг. Шарифат смущенно одергивала выгоревшее ситцевое платьице.

— Когда в дом приходит гость, нужно отложить все дела, — сказала Супайнат, как будто не замечая растерянности дочери. — Поднимайся, поднимайся, сынок! — добавила она, повернувшись к Хаджимураду, в нерешительности стоявшему на ступеньке. — Шарифат, отец еще не приходил?

— Нет, отец… ушел, ушел! — Шарифат взяла со станка цветастый шелковый платок.

— Не знал, Шарифат, что ты такая нерадушная. — Хаджимурад наконец обрел дар речи.

— Ты появился так неожиданно, я растерялась. С приездом. Садись, пожалуйста!

Шарифат подвинула Хаджимураду табуретку на трех ножках.

— Сейчас и Алиасхаб придет, — сказала Супайнат. — Я сбегаю к бригадиру, мне надо напомнить ему о машине, вы поговорите. А ты, Шарифат, приготовь хинкал! — Супайнат, почему-то бросив на дочь суровый взгляд, пошла по дорожке к воротам.

— Ты сегодня очень рано встал, Хаджимурад?

Хаджимурад растерянно молчал и следил глазами за девушкой: она налила воду из только что принесенного матерью кувшина в небольшой гулгум[24], передала гостю.

Хаджимурад намылил руки.

— Не ругай меня, Шарифат! Пришел я сегодня случайно… И твоей матери зачем-то сказал неправду, будто разыскиваю пропавшего коня. Меня самого обманула горная тропинка, она привела меня к тебе.

— Подумать только, какая коварная тропинка! — Шарифат засмеялась, подавая Хаджимураду полотенце.

— Я не знал, что ты будешь подшучивать надо мной…

— По правде говоря, следует тебя наградить значком альпиниста. Ты так быстро и легко одолел эту гору! — Шарифат снова засмеялась. — Подожди меня на веранде — мама велела готовить хинкал. Скоро придет отец.

Девушка побежала в комнату. Хлопоча у очага, через открытое окно она то и дело посматривала на веранду — наблюдала за нежданным гостем. В темноватой комнате со светлой веранды сама она была не видна.

Хаджимурад вытер лицо полотенцем, провел рукой по волосам. Коротко остриженные, мягкие, они покорно легли, открыв лоб. По-прежнему не замечая взглядов Шарифат, Хаджимурад провел пальцами по сросшимся бровям, улыбаясь, посмотрел на солнце.

Шарифат увидела светло-голубые, как утреннее небо, глаза. Нос с небольшой горбинкой придавал молодому лицу серьезность взрослого мужчины. Легкий пушок над верхней губой — беззаботность мальчишки…

Хаджимурад подошел к станку. Нагнулся, стал внимательно всматриваться в неоконченный узор.

— Что, нравится? — спросила Шарифат, прыгнув через окно на веранду.

— О, и у тебя эта привычка, — заметил Хаджимурад, радуясь чему-то.

— Какая привычка?!

— Не входить в дверь, а врываться через окно. Отец меня за это вечно ругает. «Сквозь окно смотрят, в дверь входят», — постоянно говорит он.