Родники рождаются в горах

…Алиасхаб знал, что отца его в ауле ненавидят. И боятся. Человек, отправляющийся в путь и встретивший Тайгиба, немедленно возвращался домой, пережидал, пока на дороге не появится кто-нибудь другой. О Тайгибе говорили, что он однажды в драке убил человека, и за ним навечно утвердилась кличка убийцы. Вспоминали, что про него много лет назад какой-то старик сказал: «Этот человек не умрет своею смертью». Тайгиб чувствовал пустоту вокруг себя и сам сторонился людей.

Однако из всего возможного он старался извлечь злую пользу.

Если случалось ему сидеть с мужчинами на годекане[28], он старался всех перессорить. Как курица зерно в пыли, умел выбрать в куче слов именно то, которое обижало.

Тайгиб никому не доверял. Даже той, что провела с ним жизнь под одной крышей. Руганью, издевательствами он свел ее в раннюю могилу.

Всю свою злость Тайгиб направил на детей. Сыновья росли, умнели. А отец становился все злее, все жаднее.

Вскоре стали поговаривать:

— Сыновья-то у Тайгиба хорошие, но дом для невест — раскаленная жаровня!

За несколько месяцев до войны старшего сына Пахрудина мобилизовали в армию. Весь аул радовался: «Пахрудин станет настоящим человеком!»

Алиасхаб сторонился отца, старался почаще быть среди людей — пропадал на вечеринках, на свадьбах. Характером Алиасхаб пошел в мать, все выносил терпеливо и молча. Дома при отце он отмалчивался, на людях перерождался: был весел, разговорчив. Алиасхаб хорошо пел. Его охотно всюду приглашали. Вспоминали, что и у его матери был хороший голос, но в старые времена считалось позором, когда девушка громко пела. А потом от тяжелой жизни с Тайгибом талант ее пропал.

Алиасхабу исполнилось восемнадцать лет. Началась война. Он в тот же день решил отправиться на фронт, но не прошел по зрению: был близорук. В ауле Алиасхабу было тоскливо — он с отарой отправился в горы.

У горцев петь в траурные дни не принято. Алиасхаб видел в глазах людей глубокую печаль, и сердце его тоже окутывалось печалью. Всем было не до песен. В ауле дел хватало. Спускаясь с гор, Алиасхаб работал за десятерых.

Отец его вскоре умер. В поисках легкого заработка Тайгиб во время войны стал выдавать себя за ясновидящего. Спекулируя на чувствах женщин, он разгадывал сны, предсказывал будущее, гадал. «Твой сын жив! Твой муж скоро вернется!» И женщины за слова надежды отдавали последний кусок хлеба. Он странствовал по аулам и набивал хурджины. В свою последнюю ночь он пошел в один из аулов, чтобы принести зерно, собранное им за гадание еще осенью. Его нашли в горах мертвым. Прошел слух, что люди, возвращаясь с базара, слышали крики и волчий вой. Но кто бы мог подумать, что это новоявленный шейх испускал дух! Да и слышал ли кто-нибудь эти крики?

Останки отца Алиасхаб постарался зарыть как можно дальше от могилы матери и всегда вначале шел к ее могиле, а потом лишь для того, чтобы избежать людских пересудов, подходил к могиле отца.

Алиасхаб в конце концов добился своего, его взяли в армию. О нем долго не слышали.

Прошел год после окончания войны, Супайнат вернулась в родной аул. На груди у нее блестел орден. На руках она держала дочку. Вместе с ней вернулся Алиасхаб — ее муж.

Правда, первые дни кумушки шушукались, как, мол, Супайнат вышла замуж за Алиасхаба без согласия матери. Но мать всем объясняла: «Я получила от них письмо и разрешила».

Оказалось, что Супайнат разыскала Алиасхаба в госпитале…

Когда у них родилась дочь, Алиасхаб радовался. Он дал ей имя своей матери. Если бы родился сын, пришлось бы назвать его именем отца, а этого Алиасхабу не хотелось.

Супайнат оказалась хорошей хозяйкой, она верховодила в семье. Однажды приятель упрекнул Алиасхаба: «Ты во всем уступаешь жене». Алиасхаб только рассмеялся: да я не вмешиваюсь в домашние дела, у меня своя работа.

Алиасхаб был всегда общителен и словоохотлив, но иногда его охватывала тоска. Он сторонился людей, уходил в горы.

Супайнат боялась минут, когда печаль поднималась из глубин души Алиасхаба. Он бегал по комнате, рвал на себе волосы.

Супайнат старалась быть с мужем еще нежней, еще заботливее.

— Ты меня не любишь? — спрашивала она, уверенная, что это не так. Конечно, Супайнат хитрила. Рассчитывала затронуть слабые струны сердца…

Алиасхаб ответил:

— Не спрашивай меня, Супайнат. Ты знаешь, что кроме тебя и дочери у меня никого нет, Единственная моя мечта, чтобы вы были счастливы. Но камень, который лежит у меня на сердце, приносит такую боль, что я места себе не нахожу…

Супайнат жалела мужа.

Ничем она не могла развеять его печали…

Потом все проходило.

Алиасхаб брал себя в руки, становился, как и прежде, ласковым и спокойным.