Родники рождаются в горах

Черная бурка темноты спустилась над аулом, край она накинула и на веранду Алиасхаба. Хаджимураду хотелось думать: Шарифат, прижавшись спиной к подпорке веранды, печально глядит на гору, вспоминает о нем. Хаджимурада потянуло к дому Алиасхаба. Вдруг на веранде вспыхнул свет. Хаджимурад осторожно вскарабкался на яблоню у дома. В углу веранды у станка сидела Шарифат. Хаджимурад всмотрелся — девушка работала над новым ковром. Как и в горах, весна наступала снизу.

«Еще на головах гор ледяная шапка,
Цветочное платье надели долины», —

вспомнил Хаджимурад слова поэта. Ковер был хорошо освещен, и Хаджимурад без труда рассмотрел рисунок. На станке цвел апрель. По краю сияла зелень, а в середине были разбросаны цветы, будто их принесли сейчас из долины. Маленькие проворные руки мастерицы, казалось, рассаживали цветы и листья по снегу. Пестрые мотки нитей лежали на ее плечах и были подобны радуге, осенившей небо. А куры́, отполированная многими поколениями, ручкой отражала свет, напоминала звездочку. Снега — белые нити, таяли, всходили травы и распускались цветы. «Если так пойдет дальше, очень скоро весна завоюет вершину горы. В руках блеснут ножницы, как последняя сосулька льда, — и ковер готов».

И опять — зима на станке,
А весна висит на стене,
И стена уже не стена,
Так я светится волшебством…
Дар ковровщиц в доме твоем, —

хотелось во весь голос запеть Хаджимураду. Но он ни на минуту не забывал, что скрывается от посторонних глаз в чужом ауле на дереве.

Платок упал с головы Шарифат и лежал на плечах. Коса доставала до пола. Лицо Шарифат выражало удовольствие, губы тронула улыбка. На коленях покорно, как ручные птицы, лежали пестрые клубки.

«Если бы хоть один упал с колен, выкатился во двор. Я бы, вытерев с него пыль, отдал бы ей», — мечтал Хаджимурад.

Но клубки лежали спокойно, доверяя судьбу терпеливым рукам. Вдруг лицо девушки омрачилось, она рывком распустила цветные нитки, которые только что переплетала с белыми. Наклонив голову, о чем-то размышляя, Шарифат бросила куры и вскочила со скамьи.

— Что с тобой? — спросила появившаяся в дверях Супайнат.

— Ничего не получается! — Шарифат вдруг заплакала.

Следом за женой с газетой в руках вышел на веранду Алиасхаб. Сдвинув очки на лоб, он обнял дочку за плечи.

— Сколько раз я говорил тебе: самый удалой конь сразу не берет барьера, его тренируют годами. Ты же хочешь поглядеть на ковер и увидеть узоры. Без труда ничего не дается. Мастерство достигается не слезами, а терпением и спокойствием. «Десять раз отмерь, один раз отрежь», — не дураки так говорили, умные люди.

Шарифат заплакала еще пуще.

— Я ни к чему не способна! Не выйдет из меня мастерица.

Алиасхаб пожал плечами.

— Сегодня не получается, попробуй завтра, послезавтра обязательно выйдет! Для мастера нет предела: твоя бабушка столько лет учит других, и сама до сих пор учится. Даже морю нужен дождь, а если к нему не будут нести воду реки, оно высохнет.

Хаджимурад, ставший невольным свидетелем этой сцены, боялся пошевелиться. «Как Шарифат требовательна к себе! А я всегда в восторге от своей работы».

— Не плачь, Шарифат, завтра при свете солнца все будет выглядеть иначе, — Супайнат вздохнула.

Алиасхаб выключил свет. Все — и отец, и мать, и дочь — ушли в комнаты. И Хаджимураду почудилось, что умерла весна, которая только что играла живыми красками.

«Пойду и я», — решил он, но в тот же момент дерево вздрогнуло — кто-то подошел и оперся спиной о ствол. Хаджимурад узнал Ибрагима. «Тоже явился на нее посмотреть, каждый вечер, наверное, ходит сюда», — со злостью подумал Хаджимурад. Ибрагим отошел от ствола и начал прохаживаться под деревом.

Послышалось тарахтение мотоцикла. Ближе… Ближе.

— Что, Ибрагим, опять птичку ловишь? — услышал Хаджимурад насмешливый вопрос Багжат.

— Ну тебя! — махнул Ибрагим рукой и зашагал вдоль улицы.

— Что ты все молчишь, следишь издали? Надо решительно наступать, — прокричала Багжат в след уходящему Ибрагиму и стала заводить мотоцикл.

— Вуй, опять ни с места! Ибрагим! Куда ты? Не поможешь ли мне?

Ибрагим вернулся. — Ты меня учишь! А сама каждый вечер ездишь посмотреть на его аул. И так поздно возвращаешься домой.

— Что ты, Ибрагим! Я любуюсь нашим мостом!

— Нужен тебе этот мост, как мне молитва! Обе вы сохните по этому каменщику!

— Ну, Ибрагим, ты нас на свой аршин не мерь! Никто мне не нужен! — вздохнула Багжат.

— Ничего ты, Багжат, скрывать не умеешь. Все у тебя на лице написано.

— Ну что ж, Ибрагим, и сохну! Кто мне может запретить любить?!

— И мне тоже никто, Багжат!