Жамалудин твердо знал: его сын стал настоящим мастером-каменщиком, волноваться за него нечего. Но как бы там ни было, строительство школы было первой самостоятельной работой Хаджимурада. И такая ответственность — ведь здание будет на глазах у всех. Жамалудин беспокоился, он теперь каждый вечер приходил в аул, придирчиво рассматривал часть стены, выложенную Хаджимурадом за день. Но каким бы взыскательным к сыну ни был Жамалудин, он видел: стены, возводимые Хаджимурадом, ровнее и красивее, чем те, что строили другие мастера.
«Рука его окрепла… Вот выдержки только пока не хватает…»
Однажды Жамалудин, днем возвращаясь из чужого аула, еще издали увидел сына. Хаджимурад в старом отцовском пиджаке, в кепке, надетой козырьком назад, ловко орудовал мастерком. Всегда суровый и сдержанный Жамалудин тут растрогался. Ему почудилось, это не сын его Хаджимурад, а сам он, молодой и сильный, строит новое здание школы. «Все, все перенял у меня. Так же набок склоняет голову, так же натягивает кепку задом наперед, так же небрежно завязывает фартук. И руки у него совсем как мои!»
Жамалудин подошел к Наби, стоявшему неподалеку. Ему очень хотелось услышать от директора: «Как похож на тебя Хаджимурад. Он унаследовал твои повадки!» Краем глаза, увидев, что пришел отец, Хаджимурад принялся работать еще старательнее. Не было большей награды Хаджимураду, чем увидеть отца довольным. Жамалудин в глаза никогда не хвалил сына, но бровь его поднималась дугой.
— Хорошего сына ты вырастил, Жамалудин, таким сыном можно гордиться! — сказал Наби, как бы угадывая желание отца.
— Не один я вырастил, Наби, — сдерживая радость, отозвался Жамалудин. — Он больше с вами бывал, чем со мной. Спасибо школе!
И тут же отец услышал голос сына.
— Из камня крови не выжмешь, клади плотнее! — сказал Хаджимурад напарнику.
Жамалудин улыбнулся про себя: «И слова мои он перенял! Недавно еще я ему самому так говорил!»
— Я целиком в твоих руках, директор. Сегодня кончил работу. Ни по какому договору колхоза и сельсовета никуда больше не пойду, пока не будет закончена школа, — заявил Жамалудин.
Ночью Жамалудина разбудил взволнованный голос сына.
— Отец! Отец!
— Что тебе, сынок?
— Дождь идет!
Не разобрав, в чем дело, Жамалудин вскочил с постели. Блеснувшая молния осветила Хаджимурада. Жамалудин испугался; никогда он не видел на лице сына такого горя.
— Иях! — сказал он, нащупывая ногами в темноте ботинки. — Дождь идет. Слышу. Ну и что?
— Страшный ливень, отец!
— Это в порядке вещей, то дождь пойдет, то солнце засветит. Зачем из-за этого поднимать тревогу?
— Стена-то не закончена. Дождь ее размоет!
— Ах вот что! Если ливень за ночь размоет стену, грош цена этой стене! А если дождь зарядил надолго, то что-нибудь придумаем. Спи спокойно и дай мне выспаться!
Жамалудин снова лег.
Тишину нарушал только ровный шум дождя. Вдруг Хаджимурад услышал смех Жамалудина. Хаджимурад поднял голову.
— Отец, ты еще не спишь?
— Нет, ты тоже, я слышу, не спишь?
— А почему ты смеешься?
— Я вспомнил одну историю, что рассказывал мне отец, прости бог его грехи. У трудолюбивого отца рос сын лентяй. Ничем он не дорожил, ничего не ценил. Отец пытался приучить сына к труду. Отчаялся. Однажды сказал ему: «Коли ты сам не будешь работать, я кормить и одевать тебя не стану». Но мать жалела единственного сына. Она дала ему денег и сказала: «Вечером, когда отец придет домой, скажи, что сам их заработал». Сын так и поступил. «Мне не нужны заработанные тобою деньги. Я просто хочу приучить тебя трудиться», — сказал отец и бросил деньги в огонь. И на другой день все произошло так же. И на третий. И на четвертый. Наконец мать сказала сыну: «У меня нет больше денег! Отец, видимо, догадался в чем дело, иначе бы так не поступал. Надо тебе самому работать». Что же сыну оставалось делать? Вечером он приносит домой заработанный рубль. Отдал отцу. Тот, как всегда, швырнул его в огонь. Сын голой рукой выхватил бумажку из огня. «Я собственным горбом заработал этот рубль!» — крикнул он. «Я тоже собственным горбом зарабатываю деньги», — сказал отец. Горцы говорят: копейка, заработанная своим трудом, дороже чужого рубля… Сколько раз на стены, не законченные мною, лил дождь и я ходил сам не свой. А ты спал спокойно. В первый раз ты самостоятельно выложил стену, и от того, что небо закрыла туча, сам не спишь и другим не даешь!
— Ты прав, отец! Раньше до меня это не доходило, — вздохнул Хаджимурад.
— Не беспокойся, сынок, такой дождь не опасен. Он помогает затвердеть раствору между камнями.
Прерванный сон, говорят, не догонишь, хоть скачи за ним на вороном коне. Хаджимурад больше не мог заснуть — по крыше, как удалой танцор, плясал ливень.
«Все усиливается!» — Хаджимурад повозился в темноте, осторожно вышел.