Родники рождаются в горах

На все разговоры о женитьбе, хотя бы ради сына, Жамалудин обижался. В ауле находились женщины, которые были бы не прочь связать с ним свою судьбу, но Жамалудин ни на кого не обращал внимания. Он помнил рассказы матери, как ей тяжело жилось у мачехи. Жамалудин боялся, что полюбит чужую женщину. И кто может поручиться, что чужая привяжется к мальчику? Нет, не желал Жамалудин своему любимому Хаджимураду плохого. «Пусть у него будет один отец. Не нужна мне помощь! Справлюсь сам!»

Однажды вечером женщины шли к Чакар прясть шерсть. У ворот Жамалудина они услышали его пение.

— За мной! — скомандовала Субханат и поднялась на веранду. По ступенькам поднялись и другие. Они заметили у окна Жамалудина. Он, пританцовывая, держал на вытянутых руках Хаджимурада и во весь голос пел:

Что за ножки, что за ножки,
У тебя, у нашей крошки!
Ни собачке и ни кошке
Не дадим твои мы ножки.
Эти ножки, эти ножки
Будут бегать по дорожке,
Ими будешь ты гордиться,
В дом неся мешки пшеницы.

— Вуя! Вуя! Смотри, с людьми молчалив, а дома какой разговорчивый! — шепнула Айшат.

— Вот вы боялись, что сын Жамалудина не научится болтать. Как птенчик у ласточки защебечет! — торжествовала Субханат.

— Хорошо, что сын его остался жив, Жамалудин забудет все свое горе, — вздохнула вдова-соседка.

Жамалудин не видел собравшихся у его окна женщин. Он так радовался сыну, как будто на руках держал весь мир. Хаджимурад смеялся, показывая два верхних зуба, лепетал что-то. Он тянул кверху пухлые белые ручки, будто хотел с неба схватить луну.

…Жамалудин приучал сына к холодной воде и прохладному воздуху Сперва ребенок боялся холода, плакал, морщился, потом привык. Простуживался он редко. Но когда Хаджимурад заболевал, весь аул это сразу узнавал по одному виду Жамалудина. Бледный, согнувшийся и печальный появлялся он на улице. Несколько раз в день вызывал фельдшерицу домой и сына никому не доверял ни на минуту. Он не пускал его играть с мальчишками, старался, чтобы Хаджимурад всегда был у него на глазах.

Пришла пора проводить Хаджимурада в школу. Жамалудин заранее съездил в город за формой. Как всегда, купил одежду на три размера больше, чем требовалось, — мечтал, чтоб Хаджимурад поскорее вырос.

1 сентября Жамалудин рано утром пришел в школу и посадил сына на первую парту. В классе было немало детей меньше Хаджимурада, но учительница Чакар оставила мальчика на первой парте. Хаджимурад даже не выходил на переменах: он гордился тем, что сидит перед столом учительницы.

Во время уроков учительница ходила между партами, иногда поглаживала Хаджимурада по волосам — глаза мальчика блестели от счастья. Это была первая женщина, к которой привязался Хаджимурад. Он в класс врывался первым, уходил последним, следом за учительницей. Ребятишки с нетерпением ждали звонка, а он хотел, чтобы урок не кончался.

Однажды Хаджимурад спросил у отца:

— Папа, мою маму звали Чакар?

Вопрос этот для Жамалудина был неожиданным. Сперва он растерялся, потом ответил:

— Да, сынок.

Он знал, что сын очень любит учительницу.

— Это имя дается самым хорошим женщинам?

— Да, сынок, самым лучшим!

Особое внимание учительницы к Хаджимураду рождало зависть у некоторых ребятишек. Не нравилось это Длинному Исе — второгоднику, сидевшему на последней парте. Как-то возвращаясь домой после уроков, Хаджимурад услышал:

— Ты вырос из своих штанов! Ну что ж, говорят, твой отец и шить умеет, как женщина!

— Мой папа — герой! Он на войне бил фашистов, — сказал, сжимая кулаки, Хаджимурад.

— И хинкал готовит, и стирает, и по воду ходит! Прямо женщина, а не мужчина! — Айдемир — старший брат Исы — натянул кепку Хаджимураду на лоб.

— Мой отец строит дома, а твой только ест да спит! — нашелся Хаджимурад, поправляя кепку.

— Твой отец — каменный Магомед! На, понюхай, чем пахнет! — Айдемир поднес кулак к носу Хаджимурада.

Хаджимурад посмотрел на Айдемира, потом на его кулак.

— Чесноком! — засмеялся он.

Но тут же сзади на Хаджимураде повис Иса, и Хаджимурад, отбросив портфель, пытался освободиться от мальчишки.

Неизвестно, каким был бы исход этой борьбы, если бы не прибежала Айшат — мать Исы и Айдемира. Она за уши оттянула от Хаджимурада Ису, стряхнула пыль с одежды сына.

— Где твой намус? — набросилась она на Айдемира. — Позволяешь драться с маленьким. Надо бы заступаться за Хаджимурада. У него нет братьев. Он — сирота, растет без матери!

Неожиданно из глаз Хаджимурада потекли слезы. «Сирота, у него нет братьев, растет без матери!» — шепотом повторил он и вдруг вспомнил слова Айдемира: «Твой отец — каменный Магомед!» — Урод…

— Что с тобой, сынок? — спросил Жамалудин, увидев расстроенное лицо сына.

Хаджимурад весь вечер отмалчивался. Жамалудину нравилось, что Хаджимурад не жалуется, хотя явно произошло что-то неприятное. Но это Жамалудина и смущало: «Растет так же, как и я, замкнутый, необщительный».

После ужина Хаджимурад обнял отца:

— Папа, почему умерла моя мама?