Родники рождаются в горах

— Таков закон природы, сынок. Люди умирают, одни раньше, другие позже, — ответил Жамалудин.

— Вот у Исы есть мать, мы с ним сегодня подрались.

— Тебе досталось?

— Нет, папа, я его поколотил.

— Самое главное, сынок, ничего не бояться. Трус дважды умирает.

Мальчик рассказал наконец отцу об обидных словах Айдемира. Ребенок хотел отомстить, но не знал, как это сделать.

Жамалудин просиял от гордости: «Вырастет защитник!.. Не будет терпеть несправедливость и сам никогда не обидит зря».

Жамалудин обнял мальчика:

— Оскорбить меня этими словами нельзя! Люди меня так прозвали потому, что я всю жизнь работаю с камнем. Каменный Магомед!

…В четвертом классе опять Хаджимурад поссорился с Исой. Иса, надеясь на старших братьев, всегда задирал одноклассников. Книги в школу и домой заставлял носить других, младших ребят. Сам ходил, держа руки в карманах. Хаджимурад никак не желал ему подчиняться, и это Ису бесило. Однажды одноклассник Магомед попросил у Хаджимурада велосипед — покататься.

— Пожалуйста, — ответил Хаджимурад, — только отдай Исе его книги!

— Смотрите на него! — возмутился Иса. — Я возьму у Магомеда книги и заставлю тебя их таскать!

— Только попробуй! — вскипел Хаджимурад.

Иса бросился на Хаджимурада:

— Я заставлю, чтобы ты их во рту нес!

Хаджимурад пригнулся и снизу головой угодил Исе в подбородок. У того от боли вырвался крик. Мальчики клубком катались по пыльной дороге, то Иса оказывался наверху, то Хаджимурад. У Хаджимурада на щеке лиловел синяк — ударился о камень. Ему удалось вскочить на ноги. Снова, пригнув голову, он бросился на Ису. Тот растянулся на земле, с трудом поднялся. Хаджимурад опять прыгнул на противника. Иса снова упал. Хаджимурад подождал, пока Иса поднялся, и снова повалил его. Иса встал, заревел в голос и, подскочив к Хаджимураду, попытался его укусить. Хаджимурад ловко увернулся.

Магомед, наблюдавший эту сцену, бросил книги Исы на землю. С этого дня Иса перестал считаться главным силачом класса.

Несколько дней он ходил надутый, а потом, глядя на добродушно усмехающегося Хаджимурада, смягчился, как масло на солнце. Вскоре они даже подружились.

Хаджимурад располагал к себе ребят. Гурьбой мальчики во главе с сыном Жамалудина бродили по горам, купались в реке.

С первых же уроков пения учительница отметила звонкий голос Хаджимурада. Он выступал на каждом празднике. Жамалудин боялся, как бы Хаджимурад не стал артистом, и настойчиво приучал к родовому мастерству. В летние каникулы мальчик помогал Жамалудину и здесь проявил способности поистине редкие.

Жамалудин знал: Хаджимурад любит, чтобы его хвалили. И не раз пользовался этой слабостью сына.

— Мой Хаджимурад это мигом осилит! — говорил он.

И Хаджимурад в ту же минуту исполнял поручение. У Хаджимурада не было привычки сознаваться в том, что он чего-то не может или не знает. Жамалудин беспокоился: ему нравились решительность и готовность сына выполнять любое задание, но пугало, что сын падок на лесть. «Говорят, опьяневший от бузы проспится, а опьяневший от хвалы и славы не отрезвится, пока не скатится с горы», — думал он. Если Жамалудин не подхваливал сына, Хаджимурад работал неохотно. Он считал, что отцу не нравилась его работа. И потом мальчик несколько дней не подходил к камню. «Что же делать, у каждого свое, если не похвалить, у него руки как связанные. Подрастет, сам все поймет!»

Жамалудин ни разу в жизни не ударил Хаджимурада. Он всегда разговаривал с ним, как со взрослым, старался убедить словом.

Все в ауле были уверены, что Хаджимурад — сын Жамалудина. Ни разу ни у кого не закрадывалось мысли, что Хаджимурад — приемыш. Жамалудин даже сам забыл об этом, если бы не проклятый сегодняшний вечер.

Бушевала метель, крепчал мороз. Предложи в другой раз Жамалудину; «Иди сегодня через горы!» — он бы ответил: «Мне еще жить не надоело!» Сегодня он не чувствовал ни страха, ни холода. «Что я скажу Хаджимураду? Если объясню, как оно есть, Хаджимурад пойдет к своему настоящему отцу, а если солгу, как быть с Шарифат?.. Нет, никому я его не отдам. Хаджимурад только мой, больше ни у кого нет на него прав!»

Хаджимурад при виде отца испугался: Жамалудин был похож на ледяной столб. На бровях и усах висели сосульки. Снег лежал плотным слоем на папахе…

— Отец, в такую ночь через горы? — Хаджимурад стащил с его плеч шубу, стянул папаху. Все бросил прямо на пол. Никак не мог раздуть огонь в очаге — три спички потухли.

— Ветер из трубы дует как сумасшедший! — Хаджимурад вопросительно посмотрел на Жамалудина.

— Да, дует. Ветер на улице не помеха, а вот когда ветер в сердце, не знаешь, как выбраться на тропинку! — сердито сказал Жамалудин.

«Он, наверное, очень замерз, потому и сам не свой», — подумал Хаджимурад, полил керосином кизяк и наконец зажег спичку.

Порыв ветра из печки ударил в лицо Хаджимурада. Он вытер едкие слезы и подошел к отцу, стягивавшему с ног бурки. Обычно Жамалудин мгновенно сбрасывал их, а сегодня никак у него не получалось — замерзли ноги. Хаджимурад помог отцу.

«Что-то он молчит?! Неужели отец Шарифат не хочет отдать дочку мне в жены?»