Родники рождаются в горах

Сидрат не слышала от отца ласковых слов. Он и не смотрел на дочь. А возвращаясь с гор, молча ел на веранде свой ужин, который так же молча подносила ему бабушка, и уходил спать. Сидрат старалась не попадаться ему на глаза и только издали со страхом и жалостью смотрела из угла, как отец один за пустым столом горбится над тарелкой, как нехотя ломает хлеб и, застыв с ложкой в руках, смотрит куда-то в пустоту. Даже ходить он стал иначе, не прямо и гордо, а так, словно слышал за спиной смешки, и, не поднимая головы, воровато оглядывался из-за плеча.

Если же в доме он случайно натыкался на дочь, то смотрел на нее с упреком, словно хотел сказать: «Чего от тебя ждать? Куда прыгает коза, туда и козленок».

Только бабушка, мать Омара, ласкала внучку, да и то, когда сын уходил в горы. А при нем она и подойти к девочке боялась. Только испуганно следила за ней из угла, робко шепча молитвы.

Сидрат при отце никогда не говорила о матери. Но перед глазами ее всегда стояла женщина с золотистыми косами, с глазами цвета меда, с улыбкой нежной и робкой. Даже запах матери оставался жить в доме, и по вечерам Сидрат казалось, что вот сейчас откроется дверь, войдет мама, склонится над ней, и пушистые косы защекочут ей щеки. Тогда Сидрат начинала плакать, а наплакавшись, засыпала. И снилось ей, как они с мамой идут на речку полоскать белье. Мама одной рукой обхватила большой таз, а другой держит дочку за руку. Ее косы, золотые и толстые, как спелая кукуруза, перекинуты на грудь. Сидрат вырывается и первая подбегает к речке, прыгает по камешкам, а мать кричит ей ласково: «Сидрат, золотко мое, смотри унесет тебя речка, как я тогда без тебя буду».

И вдруг речка становится черной, набегает ветер, камешки из-под ног куда-то ускользают, и Сидрат чувствует, как быстрый поток подхватывает ее. «Мама!» — хочет крикнуть Сидрат, но в рот ей набирается вода. «Дочка моя!» — кричит мама на берегу и бросает таз с бельем. На этом месте Сидрат просыпается. И так ей горько, что и вставать не хочется. Лучше снова уснуть — тогда можно опять увидеть маму.

Однажды Сидрат играла с подружками на поляне и вдруг почувствовала, как кто-то обнял ее. Еще не видя, по запаху, по дыханию, теплому и нежному, девочка догадалась: мама!

— Солнышко мое, как же я без тебя стосковалась, — говорила мать. Глаза ее плакали и смеялись, и она все трогала дочкины волосы, щеки, руки, словно не верила, что вот она перед ней, живая…

С тех пор Сидрат только и ждала того дня, когда отец уйдет в горы. Тогда она бежала к матери: мать жила в том же ауле, только на другом конце, в доме своих родителей, где выросла и откуда уходила замуж.

Однажды, придя туда и поднимаясь по лестнице, Сидрат услышала, голос матери. Он был прерывистым. Видно было, что мать волновалась.

— Мне не нужен муж. И вообще никто мне не нужен, кроме дочери. Оставьте меня в покое, — сердито говорила она своему отцу, дедушке Сидрат.

— Если ты приведешь сюда дочь того, кто тебя опозорил, я выгоню тебя из дому! — кричал на нее дедушка. — Выходи замуж.

— Отец, мне не нужен муж. Я буду сама растить дочку, — снова повторил голос матери.

Сидрат, дрожа, остановилась на лестнице. Ей хотелось вбежать, обнять мать, нашептать ей ласковые слова. Но тут снова раздался голос дедушки:

— Пусть Омар о ней заботится! Мне его дочка не нужна.

Сидрат, словно ее ударили кнутом, бросилась бежать вниз по ступенькам. Только бы скорее, только бы подальше от этого дома, где ее не любят, где она не нужна. От этих мыслей слезы сами закапали на платье.

— Сидрат, кто тебя обидел? — услышала она знакомый голос.

Это был Рашид, соседский мальчик. Он бросил мяч, которым играл с ребятами, и подошел к ней.

— Я упала, — соврала Сидрат, вытирая слезы.

— Подумаешь, велика беда, — присвистнул Рашид и добавил, как взрослый: — До свадьбы заживет. Идем к нам, я покажу тебе самолет.

— Какой самолет?

— Такой маленький, — Рашид раздвинул пальцы, — но летает как настоящий, — и добавил с гордостью: — Сам сделал.

— И летает, как настоящий, — изумленно повторила Сидрат.

— Ну да. Пошли, — и он потянул ее за руку.

Дети вприпрыжку побежали по пыльной дороге. Детские слезы что роса на траве: быстро высыхают. Не прошло и минуты, как Сидрат с сияющим лицом, на котором засохли дорожки от слез, разглядывала машину из спичечной коробки, самолет из толстой книжной обложки.

До вечера играла Сидрат у Рашида. Забыла о своей обиде, о мрачном доме, где не ждет ее мать, о грубом отце. И о еде забыла, пока бабушка не закричала со своего двора:

— Сидрат, золотце мое! Куда ты пропала? Иди кушать!

А когда девочка, наигравшись досыта, уходила, Рашид сказал:

— Приходи и завтра. Я тебе свои книжки покажу. Придешь?

— У тебя и книжки есть? — сияя радостью, спросила Сидрат.

— Конечно, я же в школу хожу.

— Ты и газету можешь читать? Как мой папа? — удивилась Сидрат.

— Вот смешная, — захохотал Рашид. — Я же учусь в третьем классе.

— Я тоже хочу… читать, — робко прошептала Сидрат.