Родники рождаются в горах

— Спасибо, доченька, — улыбнулась Субайбат, протягивая руки над забором. — Вот и соседка ведро молодой картошки принесла.

— А Рашид надолго приехал? — спросила девушка, краснея.

— Говорит, на месяц. Ой, доченька, и сегодняшняя радость омрачается, как вспомню о его отъезде, — сказала Субайбат.

В это время ворота резко распахнулись, как будто кто-то снаружи со злобой толкнул их, и показалась Абидат, сестра Субайбат.

Сидрат услышала ее разгневанный голос:

— Кому дорого ухо, тому дорога и серьга. Тебе, Субайбат, как видно, ни ухо, ни серьга не нужны. Родная твоя сестра последней в ауле узнает о приезде твоего сына. Как говорится: были абрикосы — был и салам-алейкум. Кончились абрикосы — кончился и салам-алейкум. Теперь сестра тебе больше не нужна.

— Ради аллаха, Абидат, — пыталась успокоить ее Субайбат. — Не омрачай мне сегодняшний день. Я еще не опомнилась от радости. А приехал он неожиданно. Письмо на два часа позже пришло. Тебе никак не угодишь. Правильно мама говорила: даже если в рай тебя пошлет аллах, и то будешь недовольна. Скажешь — нет сундуков, чтобы добро прятать. А в ад бросят — опять плохо: дрова сырые, не горят, — и Субайбат следом за сестрой пошла к дому.

Сидрат вернулась на свою веранду. Она стояла потерянная, не зная, к чему приложить руки.

Незаметно прошел месяц… Ночью было слышно, как где-то далеко гремел гром: в горах шел дождь.

Утром, придя за водой к источнику, Сидрат увидела, как разлилась река. Она почернела, вздулась и, грохоча, заглатывала все, что попадалось на дороге. Маленькие слабые кусты вырывала с корнем. Могучее ореховое дерево река качала, трясла, пыталась свалить: ее словно злило гордое спокойствие дерева.

Сидрат остановилась у дерева, восхищенная его силой. Она любила это место и часто приходила сюда посидеть в тени старых ветвей, посмотреть на горы, откуда берет начало эта река. А сколько раз встречала она здесь первые лучи солнца.

Сегодня после дождя особенно хорошо: влажно и чисто. Вот из-за гор показались широкие лучи солнца. Сначала они озарили вершины и, разливая золотисто-розовый свет на скалы, поползли к подножию. Потом — к полям… И вот опустились на плечи Сидрат. Разбились на сотни брызг, блеснули в каждой бусинке ее ожерелья. Издалека могло показаться, будто на шее у девушки бусы из множества маленьких солнц. Луч упал на ее кольцо и зажег в прозрачном камешке еще одно солнце. Солнце забралось и на кувшин, который несла Сидрат на плече.

Почему в это раннее утро пришла она сюда, к ореховому дереву? Ведь прежде она ходила к источнику другой, более близкой дорогой. Почему ожидание написано на ее лице?

Сидрат оглянулась, будто искала кого-то. Оглянулась и вздрогнула, словно куропатка при виде охотника. Со стороны гор, оттуда, где всходило солнце, шел Рашид.

— Я очень боялся, что ты не придешь, — сказал он так, словно в их встрече не было ничего удивительного. И взял ее руку.

Сидрат застенчиво улыбнулась, отбирая руку, и легкая, как лань, побежала вниз, к реке.

— Сидрат, ты кувшин забыла, — крикнул он ей вслед.

Она остановилась и сказала лукаво:

— А ты принеси.

— Я же не девушка, чтобы носить кувшины.

— А если я попрошу?

Рашид засмеялся:

— И не проси. Все равно тебе придется подняться ко мне.

Сидрат не двигалась и смотрела на него издали. Над ним было небо. И за его спиной — небо: ни ветки, ни облака. Только небо и выпуклость холма. И юноша на холме, как властелин земли. Казалось, это по его повелению встает солнце, поют птицы, цветут цветы. И река, как усмиренный зверь, покорно бьется у его ног.

Сидрат уступила и медленно пошла к нему. Но когда она уже почти поднялась на холм, Рашид быстро взял с земли кувшин и в два прыжка очутился внизу, у реки, там, где только что стояла Сидрат.

— Ах вот ты как, — притворно рассердилась девушка и тоже побежала к реке.

А солнце поднималось все выше. И все сильнее пахли цветы. И горы нежно голубели вдали, а казалось, совсем рядом. И река мыла прибрежные камешки. И у воды стояли двое. Волна плескалась, пытаясь дотянуться до их ног. Сидрат нагнулась, подняла мокрый камешек, подержала на ладони, рассматривая, бросила в воду.

— Сидрат!

— Что, Рашид?

— Завтра я уезжаю.

— Знаю, Рашид.

— Сидрат, я хочу тебе сказать сегодня самое важное, — он посмотрел вокруг, словно природа могла подсказать ему нужные слова. — Хочешь, я поднимусь вон на ту гору и высеку на скале твое имя? — И Рашид рванулся к горе.

— Глупый, — остановила она его. — Зачем всем читать мое имя? Пусть оно будет только для тебя… в твоем сердце, — добавила она шепотом.

— Твое имя и так в моем сердце. Всегда. Ты не веришь? — спросил он с беспокойством.

— Верю, Рашид.

— Я буду писать тебе каждый день.

— И я тоже.

Юноша раскинул руки, словно хотел обнять весь мир.

— О, Сидрат, если бы я мог продлить этот день…

Держась за руки, они взобрались на ближнюю гору и закричали в небо:

— Хотим, чтобы этот день был вечным.

— Ее-е-ечным, — тотчас подхватило эхо.

И звук, медленно затихая, замер в горах. И снова величественно молчали горы. Ласково сияло небо. Казалось, природа говорила: это не в моих силах, это от вас зависит, люди!