Родники рождаются в горах

Однажды в детстве с ним произошел такой случай. Мать отправила его в горы отнести еду для отца. Погостив у чабанов, он возвращался домой рано утром и встретил ребят, которые шли в горы за ягодами.

— Ты откуда? — спросили ребята.

— Ой, что было, — отвечал Гусейн. — Я шел от чабанов и по дороге заблудился. Попал в дремучий лес. Там было так темно, хоть глаз выколи.

Ребята прыснули.

— Ты, наверное, во сне заблудился. Ведь вчера месяц был.

— Дайте мне досказать, — обиделся Гусейн. — Много вы понимаете. Деревья до самого неба росли, вот и закрыли месяц. Так вот, иду и палкой чабанской вокруг шарю, чтобы не споткнуться обо что-нибудь. И вдруг слышу ужасный вой. Будто треснула земля и все деревья повалились. Гляжу и вижу: из-за деревьев выскакивает стая волков. Сорок штук. Пасти открыты, клыки сверкают, шерсть на шкурах дыбом стоит. Другой бы умер от разрыва сердца. Нет, правда, умер бы. Стою я и думаю: какой же я мужчина, если сорока волков боюсь. Сорвал я с головы свою папаху и бросил ее волкам. Они вцепились в нее, а я в это время с палкой на них бросился.

— Не бреши лучше, — остановили его ребята, — все равно ведь не поверим. Не такие мы дураки. Сорок волков…

Гусейн нахмурил брови и немного помолчал.

— Ну пусть не сорок, — сказал он примирительно. — Но клянусь, не меньше тридцати было.

— Сочиняешь, сочиняешь, — снова закричали ребята.

— Клянусь, их было двадцать штук.

— Валяй, сочиняй дальше!

— Даю честное слово, два-три волка все же было, — сказал Гусейн. И упавшим голосом добавил: — Когда я шел обратно, кто-то закричал в горах.

— Это мог быть и не волк, — заметили ребята.

— Но мне было так страшно, что крик этот волчьим показался, — чуть не заплакал Гусейн.

С тех пор ребята прозвали его героем сорока волков и часто напоминали ему об этой истории. Вот и сегодня вспомнили, когда он начал было рассказывать о Жавгарат.

— Ну, если вам не интересно… — обиделся Гусейн.

Только тогда ребята притихли и столпились вокруг него, приготовившись слушать.

— Так вот, — начал Гусейн. — Когда Жавгарат было шестнадцать лет, на одной свадьбе какой-то человек убил ее отца. У них в роду не осталось мужчин, и некому было отомстить за ею кровь. Когда хоронили отца, девушка слышала, как причитали плакальщицы:

И шапка твоя сгниет на гвозде:
Ведь нет у тебя сына, чтобы надеть ее.
И бурку твою съест моль:
Ведь нет у тебя брата, чтобы носить ее.
И враг твой, не боясь мести,
Перед домом твоим станет ходить:
Ведь нет в роду твоем мужчины,
Чтобы оружием встретить его.

Тогда Жавгарат втайне от матери научилась владеть оружием и убила кровника. Не из-за угла, не в спину, а в равном рукопашном поединке. В тот же день она сняла платок и запрятала косы под мужскую папаху. Надела бурку отца и пошла стеречь табун отцовских лошадей. Однажды в горах ей встретился отряд прославленного силача Турчилава. Не зная, что перед ним девушка, он вступает с ней в единоборство и оказывается побежденным. Оскорбленный, он удаляется и целый год готовятся к мести. Когда же Турчилав появляется во второй раз, Жавгарат, побежденная им, срывает с головы папаху и признает его достойным женихом.

Счастливо жили они. Долго ли, мало ли — неизвестно. Но войной пошел на Дагестан Надыр-шах. Турчилав встал во главе горцев, и одно его имя приводило в трепет врагов. Когда же он погиб в рукопашном бою, Жавгарат заменила его. Она сама пришла в лагерь врагов и вызвала на поединок воина, который убил ее мужа.

Не догадываясь, что перед ним женщина, тот принял вызов. Жавгарат отрубила ему голову. Тогда на нее напал целый отряд. Сорок воинов. Подумайте только, одна против сорока воинов, — голос Гусейна дрогнул. — Вот какой женщиной была наша односельчанка. Она погибла здесь…

— Неужели погибла? — воскликнула Сидрат, в голосе ее звучали слезы.

— И тогда горцы отрубили от скалы этот камень и положили здесь. — Гусейн встал на колени перед камнем, и все ребята тоже встали на колени и долго стояли так в молчании. Сидрат, сняв с головы свой красный платочек, осторожно положила его рядом с папахами на твердую, схваченную первым морозцем землю.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Как ни старался Омар, как ни следил за дочерью острыми черными зрачками из-под насупленных бровей, как ни наказывал своей матери, бабушке Сидрат, не спускать глаз с внучки, дружба между ней и Рашидом все крепла.

Достанет Рашид интересную книжку и, «проглотив» за ночь, тащит Сидрат: пусть и она почитает. А сколько потом споров о прочитанном. Сидрат, бывало, возится в огороде, а Рашид сидит на камнях забора, нагретых солнцем, и, болтая ногами, смотрит на нее сверху. Но стоит появиться вдали знакомой бурке, ныряет в кусты, а порой и в… крапиву.