Родники рождаются в горах

«Если ты камень, стань домом. Если ты дерево, дай плоды. Если ты человек, люби».

«Любовь у человека должна быть одна, как у неба солнце. Никакая туча не может помешать солнцу раздавать свои лучи».

«…раньше я не знал языка птиц. Я просто не замечал их. Оказывается, они поют о тебе».

…Маленькая птица с длинным хвостом села совсем близко и, склонив голову набок, посмотрела на Сидрат. Девушка вздохнула, и птица, чирикнув, отлетела подальше. Она что-то нашла в земле между травинками и засуетилась, зачирикала, радостно, призывно. А в самом деле, о чем поют птицы? Ей показалось, что она слышит застенчивый голос Рашида, что он здесь, рядом, нужно только зажмуриться, протянуть руку, как в детской игре в салочки, и ее рука найдет его теплые волосы…

Девушка и не заметила, как с гор сползли тучи и заволокли солнце. И только когда порывом ветра у нее вырвало из рук письмо и понесло над травой, она испуганно вскочила.

Воздух потемнел мгновенно. Гром раскололся над ней, небо рассекла молния. Сидрат задрожала, как лист на дереве: «Вай, вай, зачем я так далеко ушла? Куда теперь спрятаться?»

Снова загремело в горах, блеснула молния, из расколовшейся тучи мутными потоками хлынул ливень. В одно мгновение девушка стала мокрой с головы до ног, словно выкупалась в реке.

Черные волосы слиплись, с них за ворот текла вода. Задыхаясь, Сидрат добежала до большой скалы, нависшей над дорогой, и спряталась под ней. «Пережду здесь. Сильный дождь долго не бывает», — утешала она себя.

Вдруг совсем рядом сверкнула молния. Казалось, она ударила именно в эту скалу. Сидрат вскрикнула и потеряла сознание.

Долго ли продолжался дождь, сколько времени пролежала она здесь под нависшей скалой, она не знала. Очнулась Сидрат оттого, что четкий свет бил ей прямо в сомкнутые веки. «Бабушка, закрой дверь», — хотела сказать она, думая, что это лампа на веранде мешает ей спать. Но кто-то сильно тряхнул ее за плечо. Нехотя девушка открыла глаза: перед ней стоял отец и светил ей в лицо фонарем.

…Омар, увидев дочь живой, страшно обрадовался. Он боялся, что река, скачущая, как бешеный зверь, унесла ее. А теперь у него даже лицо обмякло и глаза потеплели. Почти нежно склонился он над дочерью. И тут в глаза ему бросилась фотография Рашида. Намокшая, она лежала тут же у ног Сидрат, рядом валялось скомканное письмо.

— Домой, проклятая, опозорить меня хочешь! — закричал он не своим голосом, — Вся в мать пошла.

Сидрат вздрогнула, еще не понимая… И тут увидела в руках отца фотографию Рашида. С намокшей бумаги, облепленной землей и травинками, на нее смотрел Рашид и, ничего не подозревая, улыбался. Сидрат выскользнула из-под рук отца и побежала по лужам, по траве, скользкой и мокрой. Она спотыкалась, падала и снова вставала. По дороге она потеряла туфлю, но даже не заметила этого. Намокшая, перепачканная землей, с растрепавшимися косами, с туфлей на одной ноге, оставляя на полу мокрые следы, предстала она перед бабушкой и Рахимат.

— О аллах, — закричала бабушка, то ли радуясь, то ли ужасаясь.

— Переодевайся скорее, — засуетилась возле нее Рахимат. — Сайгибат, ставь чайник.

Омар молча прошел в комнату и закрыл за собой дверь. Там при свете керосиновой лампы прочел он письмо и стихи Рашида. И Омар, который за всю свою жизнь не сказал ласкового слова женщине, был потрясен. «Маменькин сынок. Слюнтяй. С детства было видно, что из тебя мужчины не выйдет», — говорил он сам с собой. Но почему-то слова Рашида жгли, будоражили, лишали покоя. Он отмахивался от них, как от назойливой мухи, но в ушах все звучало: «Раньше я не знал языка птиц. Оказывается, они поют о тебе». И что-то чуждое, недоступное его пониманию, странно волновало его. От этого Омар еще больше злился.

Дверь осторожно приоткрылась. Вошла Рахимат. Она старалась держаться спокойно, но внутри у нее все дрожало.

— Какое счастье, что бедняжку не убило молнией, — робко вымолвила она.

— Лучше бы убило, — процедил сквозь зубы Омар и добавил: — Никому ни слова о том, что я нашел ее под скалой. Скажи, что спала в другой комнате, а мы, мол не заметили и подняли панику.

— Хорошо, Омар, хорошо, — поспешно согласилась Рахимат.

— И мать предупреди. А то вы, женщины, хуже сорок.

— Скажу, Омар. Не сердись. Сидрат — хорошая девушка и плохого себе не позволит.

— Я тебя не спрашиваю, хорошая она девушка или плохая. Молчи уж, — оборвал Омар.

О том, что нашел письмо и фотографию, он не сказал никому. Всю ночь проворочался Омар в своей постели. «Сам виноват, — ругал он себя. — Не зря говорят: взрослая дочь, что бурная река. Если вовремя не направить по руслу, — разольется. Надо выдать ее замуж. Тогда забудет этого оборванца». Решив так, он успокоился и уснул.

Не прошло и недели, как Сидрат подслушала разговор между отцом и теткой Рахимат: