Родники рождаются в горах

Сидрат обрадовалась было такой удаче, но вдруг мысленно представила себе: Алибулат сидит, развалившись на тахте, и гладит рукой волосы матери, припавшей к нему. От такого видения Сидрат даже зажмурилась. Она повернулась и, перепрыгнув через мокрый кустарник, бросилась наутек. Сердце ее стучало, словно копыта скачущего коня.

Но, отбежав далеко от дома, она оглянулась и не увидела вдали света. Может быть, дерево на дороге заслонило его. А может быть, там легли спать и просто погасили свет. И Сидрат стало грустно и пусто.

«Что бы матери выйти во двор. Вот если бы корова замычала, она бы обязательно вышла», — подумала Сидрат. И снова тучи обиды заволокли ее сердце. «Наверное, прав был отец. Мама очень любит Алибулата», — от этой мысли в ней проснулась нежность к отцу. Она увидела его другим, не суровым и непреклонным, а несчастным и одиноким.

Юный месяц, выспавшийся в облаках, важно выплыл на середину неба, сияя так, будто его почистили золой. И сразу аул преобразился: он уже не казался таким мрачным. Сидрат поднялась по ступенькам и прокралась в комнату отца. Он всегда спал один, в своей комнате. Здесь было темно, потому что окно выходило на веранду. И сначала Сидрат ничего не видела. А потом глаза ее привыкли к темноте. Она подошла к кровати. Постепенно вырисовывались его черты, суровые и грубые, будто вырубленные в скалах топором. Большая голова занимала полподушки. Голова была выбрита до блеска — отец считал, что отпускать волосы не к лицу настоящему горцу, и всегда брился наголо. Рука, большая, жилистая, в черных трещинах, похожих на трещины в скалах, тяжело лежала на одеяле.

И так жалко ей стало отца, что все обиды забылись. «Да он умрет с горя, если я уеду. А сколько хабаров будет в ауле. Из-за них отцу придется опустить свою гордую голову… Нет, нет, нет, лучше умереть, лучше выйти замуж за нелюбимого…»

Так Сидрат приняла решение остаться и покориться отцу.

Когда она проснулась, на полу веранды лежало солнце. «Долго же я спала», — сказала себе Сидрат: ни отца, ни Рахимат в доме уже не было. Наверное, ушли в поле.

На веранде, освещенной солнцем, сидела Сайгибат и пропускала шерсть через чесалку: готовила приданое для Сидрат.

Увидев это, девушка все вспомнила, и ей показалось, что на веранде стало темнее, словно солнце спряталось за тучу.

И вдруг она увидела Субайбат, которая стояла на стене, разделяющей их дворы, и делала ей какие-то знаки.

«Я пойду груши соберу», — сказала Сидрат бабушке и, взяв таз, спустилась с крыльца. Приближаясь к стене, где стояла Субайбат, она почувствовала, как лицо ее начинает гореть.

Субайбат, не сказав ни слова, повела девушку за собой в дом, и Сидрат увидела упрек в ее глазах.

«Наверное, она, как и Гусейн, не верит мне. Думает, выхожу замуж по своей воле».

Как подсудимая, она вошла в комнату и вздрогнула от неожиданности. У стола сидела ее мать. Лицо у нее было суровым и старым.

— Доченька моя, — сказала Зулхишат, вставая. — Ты что, совсем отвыкла от матери? Не делишься со мной даже тогда, когда решается твоя судьба. — Зулхишат вздохнула.

— Мама, так хочет отец, — сказала Сидрат подавленно. И испуганно покосилась на Субайбат.

Но Субайбат отвела глаза.

— Этого я не допущу, — сказала Зулхишат. И Сидрат удивилась: так жестко прозвучал ее голос. Она даже не знала, что ее нежная мать может быть такой. — Хватит, — продолжала Зулхишат. — Отец своей глупой гордостью искалечил мне жизнь. А теперь хочет и тебе… Я сегодня только узнала. Алибулат пришел с работы возмущенный. Он говорит, что прошли старые времена. Теперь за это даже судят.

— Вы хотите судить моего отца? — воскликнула Сидрат, пятясь к двери.

— А ты что же, на самом деле хочешь послушаться отца? — в свою очередь удивилась Зулхишат. — О аллах, что сделали с моей дочерью. Ягненка из нее сделали.

— Доченька, зачем обманываешь Рашида, ты разобьешь его сердце, — вмешалась до этого молчавшая Субайбат.

— А мне не разбили сердце? Обо мне кто-нибудь подумал…

Все, что накопилось в сердце за эти тяжелые дни, все, что долго удерживалось внутри, как вода под землей, прорвалось. И Сидрат, громко плача, бросилась к матери. И Зулхишат сделала то, что так часто представляла себе Сидрат в своих мечтах: обхватила голову дочери и прижала ее к себе, будто защищая. И Сидрат почувствовала знакомый с детства запах клевера. И еще ей показалось, когда мать стала гладить ее по голове, что в ветреный день весны, когда ломается лед и зимний платок падает с головы на плечи, теплые солнечные лучи касаются ее волос.

Из дома Субайбат Сидрат вышла другим человеком. Она уже не чувствовала себя одинокой: ведь мать понимала и поддерживала ее. Конечно, Зулхишат никогда бы не посоветовала ей бежать из аула. Расскажи ей об этом Сидрат, она пришла бы в ужас. Но допустить, чтобы Омар насильно выдал дочь замуж, она не могла, хотя еще не знала, как помешать этому.

«Что-то придумает мать? — размышляла Сидрат. — Как сможет помочь мне, чем повлиять на Омара? — И вдруг, как молния, ее пронзила мысль о суде: «Теперь за это даже судят», — так сказала мать.