Родники рождаются в горах

— Подбрось меня, мама, я достану звездочку. Она совсем низко, — просила девочка. Она смеялась. И этот смех в тишине вдруг встревожил Сидрат. «Как-то дома? — подумала она. — Живы ли? Вернулся ли отец?» Второй год она ничего не знала о нем. Перед глазами встала тетя Рахимат, бабушка. Даже от этих слов, таких мирных и теплых, она отвыкла на войне. Скорей бы дом!

— Мама, мы больше никуда не поедем? Я хочу жить дома. С тобой, — тревожно говорила девочка.

— Ну, конечно, конечно, дома. Вот мы и пришли.

Сердце у Сидрат забилось так, что она остановилась. За поворотом показались плоские крыши аула. «Как нужен человеку дом, — не подумала, почувствовала она. — Нужнее всего на свете».

Ночь. Ни звука, ни огонька. Держа на руках девочку, она поднялась по кривой улочке аула.

Вот и дом. Старый отцовский дом. Сидрат остановилась у ворот. Ее глаза, застланные слезами, плохо видели. Она заметила — одна створка ворот сломалась и еле держалась на ржавых болтах. Другой совсем не было. Значит, отец не вернулся. Сидрат сделала шаг — и вот она во дворе. Ноги у нее дрожали. Тихо. Темно. Никаких признаков жизни. Никогда не забудет Сидрат этого возвращения, возвращения домой после стольких лет разлуки.

Вдруг двор осветился. Это из-за тучи выплыла луна. И Сидрат увидела окна, заклеенные газетой: стекла некому вставить, — подумала она грустно. Она увидела веранду — штукатурка облупилась, и куски ее валялись на земле. На какое-то мгновение перед глазами возник тот дом, откуда она ушла пять лет назад. Чистый, мощеный двор, аккуратно выкрашенные ворота. А пол! В ауле говорили, что с пола Рахимат можно кашу есть: он чище тарелки.

Женщина долго стояла у дверей, не решаясь постучать. Она поднимала руку и в страхе опускала ее: вдруг никто не ответит, вдруг дом пуст. И наконец робко постучала. Тишина. Ни звука в ответ. Опять постучала, сильнее.

— Кто там? — Это был голос Рахимат. Сидрат задрожала. Она вся тряслась. И зубы у нее стучали.

— Мама, это я, — почти крикнула она.

— Кто — я? — Голос за дверью дрогнул. Ее уже узнали, узнали и боятся поверить.

— Мама, это я, Сидрат.

В первый раз Рахимат назвали мамой. Первый раз в жизни услышала она это слово обращенным к себе. В темноте, за плотно затворенной дверью кто-то тихо сказал ей: «мама».

— Сидрат?! — не веря себе, закричала Рахимат. И опять тишина. — Сидрат!

— Я, мама, я, твоя дочка.

— Сейчас, сейчас. Ой, не могу лампу найти. И зачем столько запоров понаделала. Не открою никак.

Наконец, крючки и болты были откинуты. Дверь, заскрипев, открылась. Рахимат растерялась — луна осветила фигуру человека в солдатской шинели. Думая, что это мужчина, Рахимат отшатнулась.

— Мама! — сказал мужчина голосом Сидрат. И обнял ее.

— Ой, золотце, единственная моя, — заплакала Рахимат. И засуетилась, засновала по дому: — О аллах, где же эта лампа запропастилась.

В окна светила луна. Печальная полоска лунного света лежала на полу.

— А где бабушка? — спросила Сидрат.

— Бабушка, доченька, давно умерла. Так страдала она по тебе и по отцу.

Сидрат стояла посреди комнаты. Ее сапог наступил на лунную белую полоску и переломил ее, как соломинку.

Рахимат наконец-то нашла лампу и теперь искала спички.

— У меня есть спички, — сказала Сидрат и, порывшись в кармане, протянула ей коробок. Рахимат выкрутила фитиль, поднесла к нему огонь. И, держа лампу в вытянутой руке, осторожно двинулась к Сидрат. Теперь в комнате было два света, два луча — белый и желтый.

Рахимат сильно постарела. С головы до ног она была одета в черное. У Сидрат екнуло сердце от горького предчувствия.

— Где отец? — быстро спросила она.

— Три месяца, как нет весточки. Вот последнее письмо. — Она взяла с комода круглую банку из-под монпансье и, вытащив оттуда солдатский треугольник с обтрепавшимися краями, протянула его дочери. Но ее вытянутая рука так и застыла в воздухе. А рот раскрылся от удивления. Она увидела девочку.

— Это дочка моя, — просто сказала Сидрат и подняла ребенка на руки.

Рахимат наконец обрела дар речи. Слова, как вода, прорвавшая плотину, полились бурным потоком.

— О слава аллаху, дочка. Я даже не слышала об этом. Даже догадка на ум не приходила. Вай, вай! Новость-то какая! Представляю, как обрадуется старая Субайбат. Глаза ее почти не видят — столько плачет о сыне. А теперь внучка. Радость какая!

— Роза, это твоя бабушка, — сказала растерянная Сидрат. «Она ее принимает за дочку Рашида. Сказать правду или не сказать?»

— Омар знает о дочке? — перебила ее мысли Рахимат. В ее глазах застыл тревожный вопрос.

— Нет еще! — ответила Сидрат. Она поняла, что не зря Рахимат задала этот вопрос. Это означало: как отец отнесется ко всему? Ведь, по мусульманскому обычаю, он сам должен был выдать дочь за Рашида. Ребенок появился раньше — это грешно. Кроме того, отец знал, что она не встретилась с Рашидом. Сидрат стало тревожно. Ей и в голову не приходило выдать Розу за дочь Рашида. Но она не хотела признаваться в том, что это не ее ребенок. Все в ауле должны думать, что Роза ее дочь. Как быть? Что сказать, если спросят, а кто же отец ребенка? Сказать, что погиб?..