Родники рождаются в горах

Я посмотрела на маму, но к столу не подошла. Нажабат взглянула на меня, перевела взгляд на конфеты. Асият жадно схватила одну со стола.

— Асият, доченька моя, тебе нельзя есть сладкое, врач запретил, — сказала мама спокойно.

Асият ничего не слышала. Она насыпала конфет в подол платья и быстро скрылась за дверью. За ней тихонько вышла Нажабат.

— Парихан, дай мне стаканы, — Жамал поставил на стол бутылку водки.

— Ты не обижайся, Жамал. У нас пить некому. В доме нет мужчины — ни мужа, ни брата. На мужнюю жену лают собаки, а на вдову залают даже кошки. Иди домой и выпивай со своими. Если я зачем нужна, позови меня в контору. Вечером ко мне в дом, пожалуйста, больше не приходи.

— Мог бы — не приходил бы. — Жамал бросил на маму нежный взгляд. Я даже вздрогнула от ненависти.

— Что тебе нужно от нас? Уходи! — крикнула мама. — Неужели тебе еще мало? Я потеряла любимого мужа. Ты не стоишь одного волоса его усов! Патимат, зови сестер, пора ложиться спать…

— Спокойной ночи, Парихан. — Голос Жамала был налит злобой. — Ты всегда захлопываешь дверь перед моим носом. Когда-нибудь ты пожалеешь об этом!

— Спокойной ночи, Жамал! Иди осторожнее, можешь упасть. У нас перед воротами очень скользко! — Мама ждала у двери, пока Жамал не вышел. — Лиса говорит, что курдюк зря на дороге не валяется. Недаром Жамал предлагает свою помощь, — последние слова она говорила как бы для себя самой.

Утром мама вышла покормить корову. Вернулась она неожиданно быстро.

— За что разгневался на нас аллах? — мама подняла обе руки кверху. — Мы лишились последней поддержки!

— Что случилось, мама? — спрашивали мы наперебой.

— Корова сдохла…

— Наша корова?

Услышав о нашем несчастье, к нам сбежался весь аул. Все нас жалели, хотели чем-то помочь. Опять появился Жамал, огорченный больше других. Он пробыл у нас долго и все пытался успокоить мать.

— Надо вызвать из района ветеринарного врача, — посоветовал Омардада. — Он составит акт. Дети хоть немного денег получат.

— Вызвать-то надо, — с неохотой проговорил Жамал. — Но так, даром, он ничего не сделает. Поставим ему водки. Тогда Исагаджи подпишет бумагу, даже не приезжая в аул.

— Пусть через нос у него выйдет эта водка! — вскипел Омардада. — Почему мы должны ее покупать?

Омардада сам поехал в район. Он привез старого горбатого врача.

— В корме коровы было стекло! — объявил ветеринар после долгого обследования.

— Не может быть! — удивился Омардада. — Иях! Иях! — он бродил по двору и заглядывал во все углы.

— Скорее всего дети недосмотрели, — сказал, покачав головой, Жамал.

Под вечер собралась наша семья у холодного очага. Вдруг послышался шум во дворе, и мы выбежали на веранду. Вслед за нами вышла мама. У лестницы стояла большая бурая корова, рядом — улыбающийся Жамал.

— Вот, Парихан, ваша сдохла, правление решило дать вам эту взамен.

Мама рассердилась:

— Что ты, Жамал! Одна я, что ли, в ауле без коровы? Еще много таких. Весь аул разделил наше горе, кто принес муки, кто зерна, кто масла. Я ни за что не возьму! Омардада и Халун будут давать нам молока — у них корова доится. Ты лучше отведи ее Калимат — в доме старая мать и шестеро сирот.

— Дорогу к Калимат я знаю не хуже, чем ты. Ну, да ладно! Знаем мы вашу голодную гордость. Сама придешь просить…

Целую ночь мама не сомкнула глаз.

— Кому мешала наша корова? За что мучили животное? У нас дома неоткуда взяться стеклу, — приговаривала она, вздыхая.

— Иди, Патимат, скажи Хуризадай, что я просила ее зайти к нам, — сказала она утром.

Дома у Хуризадай оказалась ее невестка Сакинат, жена Мурулага, бывшего папиного сослуживца. Сакинат стояла перед зеркалом, расчесывая рыжие длинные волосы, и что-то потихоньку напевала. С охапкой соломы вошла в комнату Хуризадай.

— Ой, кто к нам пришел! Свет очей моих, — обрадовалась она и принялась меня обнимать. — Хороший у тебя был отец! Как его любил Нурулаг. Ведь это Ахмед приучил Нурулага работать, помогал ему, если Нурулаг не справлялся. Никогда не забуду, сколько он добра сделал моему сыну, дай аллах Ахмеду хороший угол в раю. Ведь Нурулаг у меня сирота!.. Так Парихан меня к себе зовет? Пойдем, Патимат!

Войдя в наш дом, Хуризадай принялась обнимать моих сестер и плакать. Потом они с мамой сели у очага, в котором горел неяркий огонь. Мама и Хуризадай говорили так тихо, что я сперва ничего не слышала. Мама, чем-то взволнованная, с пылающими щеками, не отрываясь, смотрела на Хуризадай, а та, бледная, опустив нижнюю губу, полуоткрыв рот, удивленно моргала короткими ресницами.

— Клянусь землею, которой нас засыплют, дочь моя, я не знаю ничего, — наконец разобрала я шепот Хуризадай. — И ты видела Нурулага. Он привез Ахмеда. После похорон сын мой слег, не ел, не спал и молчал много дней. Ты же знаешь, как мой единственный Нурулаг, кукушкино яйцо, любил Ахмеда. А через неделю его призвали в армию. Он уехал, оставив дома молодую жену. А потом, ты знаешь, началась война. Зачем, сестра Парихан, пытаешься найти в мерзлой земле свежие всходы? Давно похоронили Ахмеда, а вопросы ты задаешь сегодня.