Родники рождаются в горах

Родственницы Хуризадай, собравшись в углу, шушукались. Они хлопали друг: друга по коленям, размахивали руками.

Хандулай, нагнувшись к Халун, шепнула:

— Прямо в луже крови, и сама и ребенок!

— Аставпируллах, аставпируллах, не может быть, не может быть! — удивлялась Халун.

В комнату, заложив руки за спину, вошла Хуризадай.

— Вот и этот позор мне пришлось испытать перед смертью. Я просила судью: «Арестуй меня, я убила этого подлеца». Слушать он не хотел. Теперь хоть поймут, за что я убила Жамала!

— До каких пор ей лежать в сарае, надо ее принести наверх, — сказала Хандулай.

— Кто не хочет, чтобы она оставалась в сарае, пусть забирает к себе домой! — вмешалась Унайзат, двоюродная тетка Хуризадай.

— Возьмем ее сюда, обмоем, оденем как подобает, — говорила Хуризадай, поглаживая вдруг отвисшие щеки. На нее страшно было смотреть. Глаза несчастной женщины запали и смотрели, как из ущелья. Мне даже казалось, что она ничего не видит.

Унайзат негодовала.

— Красивой смертью она ушла! Сняла шапку с головы твоего сына и надела на голову другому.

— Многие были бы не прочь носить чужие шапки — одно горе: они на головах долго не держатся, — заметила Хуризадай. — Нечего теперь злословить. Поздно. Неверный шаг — и человек, поскользнувшись, падает в пропасть! Что делать?

— Клянусь аллахом, только сегодня я узнала, что мозги у тебя, как у курицы! — Унайзат даже подскочила на стуле. — Когда она поднималась на гору, должна была соображать, что и вниз спускаться придется!

— Ну что ж, она об этом не думала! Учить ее поздно — она умерла! — Хуризадай разозлилась. — А я одно скажу: если тряхнешь рукой — палец не отвалится. Меня, только меня она без кинжала зарезала! Я рассчиталась с Жамалом, а ей приговор вынес сам аллах. Хуже, чем у моей невестки, смерти не бывает. Чужие должны знать одно — она разбилась, упав со скалы. Поняли вы это?

— Я тоже не верила, что смерть Жамала — дело рук Хуризадай, — сказала Халун. — Все время думала, что она выгораживает Парихан, жалеет детей Ахмеда! И теперь, если не сказать правды, не поверят судьи, что Хуризадай убила Жамала. Будут думать, как и раньше все мы, что Парихан убийца.

— Как ты, женщина, могла поднять нож на мужчину? — полюбопытствовала одна из соседок.

— Если дразнить кошку, она превращается в тигра. В тот вечер я сказала невестке, что иду к Парихан. А они думали, что я останусь у нее на ночь и постель моего сына будет свободной. Когда я неожиданно вернулась, Жамал растерялся, я тут же решила, что за одно дело дважды ответа не несут, и ударила его ножом. И несчастная Парихан, оказывается, в эту ночь тоже решила с ним рассчитаться, его кровью смыть паутину сплетен.

Халун схватилась за голову.

— Почему же ты на суде, Хуризадай, не рассказала всего подробно? Говорила так, что никто тебе не поверил!

— Не могла же я, Халун, при всех позорить свою семью!

— В конце концов все само собой выплывает наружу. А сколько горя всем пришлось испытать. Нам, Парихан, ее сиротам! — Халун с трудом перевела дух от волнения.

— Ну вот теперь все и уладилось, — хладнокровно говорила Хуризадай, поднимая занавеску над небольшой полкой. — Вот видите, это все я для себя приготовила на тот свет, — она достала узел. — Если аллах продлит мне дни, я еще себе куплю. — В узле оказался большой кусок белой материи и шелковый платок.

— Ты что, собираешься наряжать ее невестой? — съязвила соседка.

— Наряжу, почему же не нарядить? — ответила Хуризадай. — Она все-таки была женой моего сына. Если бы не война, так бы не получилось. Жамал ей в дедушки годился, он обманул ее. Она была доверчивая. Что же делать? Я еще напоминаю: кто расскажет Нурулагу, как умерла его жена, будет моим кровным врагом. Трижды сын мой ранен на войне, пусть не будет у него четвертой раны. Я сама напишу ему.

Я удивлялась спокойствию Хуризадай.

— Иди домой, Патимат, я скоро приду, — шепнула мне Халун.

По дороге я встретила Шумайсат с мешком за спиной. Сутулясь, она с трудом передвигала ноги. Из-под черного платка она бросила на меня злобный взгляд. И сразу отвернулась, будто увидела змею. Я вспомнила, как люди в день убийства Жамала с сожалением говорили о ней:

— Раньше времени состарилась Шумайсат, солнечного дня не видела при муже.

— Если в грязь упало золото, кто его там отыщет?

— При живом муже она была вдовой, а дети ее — сиротами при живом отце!

Прежде я не задумывалась над судьбой несчастной Шумайсат. А теперь вижу, как все были правы, жалея ее. Жизнь ее прошла в тени. Слезы Шумайсат, как дождевые капли из туч, падали на детские носки, которые она вязала, на одежду, что она шила. Потушив свет, в полутьме, глядя на спящих детей, не раз, должно быть, вспоминала обойденная счастьем женщина свою жизнь…