Родники рождаются в горах

…Хамзат — отец Жамалудина — был уважаемым человеком в ауле. К нему обращались за советами, он никому не причинял зла даже величиною с пшеничное зернышко. Если ему удавалось в беде помочь кому-то хоть немного, — радовался. Если ненароком у него вырывалось грубое слово, — места себе не находил, мучился: обидел человека. Он строил дома, цены за работу не назначал — довольствовался тем, что давали.

«Ты за «спасибо» и за «дай бог здоровья» работаешь», — упрекала мастера жена — Калимат.

«Что может быть дороже и ценнее, чем сердечное спасибо, Калимат? Ты меня не ругай за то, что я людям делаю добро. Отец, пусть бог простит ему грехи, говорил: чтобы сотворить добро с орех, нужен намус с огромную гору. Две головы, что лежат на одной подушке, не могут друг друга не слушать. Прошу тебя, ты меня не втягивай в болото зла и зависти», — ласково возражал он жене.

Хамзат никогда не повышал голоса, никогда не злился. Отец брал Жамалудина, еще совсем маленького, с собой на работу. Жамалудин наблюдал, как отец умело обтесывал камни. Хамзат сам рос без брата, поэтому был особенно близок с Жамалудином. Сколько легенд, преданий, сказаний поведал он сыну! В его рассказах оживало каждое число на могильниках. Стена каждого дома рассказывала свою историю. И эти рассказы запечатлялись в памяти ребенка, как глубокая и искусная резьба на камне.

Дома за ужином, под открытым небом за работой Хамзат не уставал повторять сыну полубыль-полусказку о родном ауле.

Сын, зорко следивший за взмахами молотка, боялся пропустить слово.

— Много лет назад долина, прижавшаяся к подолу горы, где теперь раскинулся наш аул, пустовала. Видишь, Цибилкул, подобно часовым, с трех сторон защищают высокие горы. А там, где они расступились, — словно окно в мир. Какой простор! А родники, что бегут с гор, — целебные. Верь мне! У нас и тепло, и воздуха много, хорошо растут яблоки, груши, виноград. А раньше… В траве пестрели цветы, жужжали дикие пчелы. Ни один человек не разжигал здесь костра, в горах не отдавался стук молотка или кирки. Только река шумела. Порою — раз во много лет — сюда долетал цокот копыт, — это какой-нибудь всадник мчался между скал без пути и дороги. В небе спокойно парили орлы, ночами в утесах злобно гукали совы. Так бы и было до сих пор, говорят старые люди, если бы далеко-далеко, за семью горами, не заболел у богатого купца сын — наследник, первенец. Худел, бледнел, не хотел смотреть на вкусные яства, не прикасался к заморским фруктам. Отец созвал самых лучших знахарей, самых опытных лекарей. Ни настои из трав, ни заговоры, ни снадобья не помогали. Не помогали и молитвы. Отец не знал что делать. Сын угасал на его глазах. Тогда знаменитый лекарь посоветовал безутешному отцу повезти больного сына повыше в горы. «Сыну твоему вреден наш край. Поищи райскую долину в горах. Только солнце, дыхание трав, целебные воды излечат больного. Тут ему, наверное, сыро».

По приказу купца снарядили арбу, на нее положили совсем ослабевшего юношу. Вся семья в окружении огромной свиты двинулась в путь. Перевалят через гору, остановятся, поживут несколько дней… Одна гора, вторая, третья.

Знахари пожимали плечами: сын купца медленно угасал, отказывался от еды. Перевалив через седьмую гору, добрались купец и его свита до наших мест, расположились на ночлег. Под утро больной подозвал отца и прошептал: «Цибил ке»[15]. Он попытался поднять голову и сказал погромче: «Какие прекрасные звезды! Я никогда не видел таких!» Купец чуть не заплакал от счастья: «Эта долина исцелила сына!» Наутро видит — с трех сторон горы, на груди у каждой клокочут родники ясные, как козьи глаза. Попробовал воду из одного — будто помолодел. Как рукой сняло усталость и горе. «Вот я и нашел ту райскую долину, о которой говорил лекарь, — крикнул он. — Здесь много солнца, высокая трава. Недалеко шумит речка, а совсем не сыро!» Он поил сына водой из родников. Наследник поправлялся. Сперва он медленно дошел до реки, потом до родников, а после совсем здоровый — поднялся высоко в горы. Он сидел на уступе скалы, и ему казалось, что он может летать наперегонки с орлами. «Нет, даже в небе хуже, чем в райской долине», — сказал он, спустившись вниз.

Время шло. Слава о райской долине гремела. Со всех сторон съезжались сюда люди, разводили сады, виноград. И аул, который вырос в долине, назвали «Цибилкул». С тех пор много раз снег падал на каменистую голову горы. Солнечные лучи каждую весну, растопив снега, посылают к реке бурные потоки. Каждое лето созревают на деревьях плоды. Растет аул. Люди живут, радуются. Рождаются дети, умирают старики. Меняется жизнь, а аул называется по-прежнему — Цибилкул. Ведь первый человек, понявший красоту нашего края, произнес здесь слова: «Цибил ке!» И разве мы живем не в райской, изобильной долине?!

Хамзат, рассказывая, молодел. Глаза у него блестели, разглаживались морщины. Он откладывал молоток, брал сына на руки:

— Пойдем, сынок, к родникам. Они ведь целебные. Ты уже знаешь вкус этой воды — она из самого сердца земли.

…Дома сына и мужа ждала с обедом Калимат.