Читаем Родные гнездовья полностью

Когда освеженные родниковой водой участники экспедиции уселись вокруг импровизированного стола, Андрей поднял кружку, на дне которой коричнево поблескивал коньяк:

— С победой вас, дорогие мои друзья! С трудной, до кровавых мозолей и слез, но с по-бе-дой! Мы пришли к хребту, которого нет еще на картах[11]. Мы пришли к природной лаборатории, которая откроет ученым геологические загадки Большой Земли. Через два дня отдыха я вам покажу десятки свидетельств исчезнувшей тропической растительности и теплого силурийского моря, которые образовали здесь каменный уголь.

...Оставшийся маршрут они продолжили так же: основной отряд поднимался по Адзьве, Журавский с Иовом ехали на оленях вдоль хребта.

30 июля экспедиция достигла Вашуткиных озер, которых оказалось не три, как указывала выданная им Чернышевым карта, а одиннадцать. С горы Хадя видна была на горизонте полоска Ледовитого океана.

Вечером у костра Журавский говорил:

— Теперь, друзья мои, мы будем удивлять оппонентов не только сказаниями и легендами: у нас есть карта Печорского края с частью неведомого науке хребта. У нас сорок пудов подтверждений, что это не пустопорожние земли; у нас гербарий с двумястами цветковыми растениями; у нас коллекция с шестью с половиной тысячами насекомых и сорока тремя видами птиц — обитателей тундры. Что вы на это скажете, господа маловеры?

План экспедиционных исследований был выполнен полностью, предстоял обратный путь.

В устье Адзьвы они остановились и закопали против красивой щельи столб с надписью: «Никифорова Щелья».

— Пусть знают все: абориген Никифор привел нас к этим богатствам.


Глава 6

ПЕРВЫЙ ГРОМ


Тому, что привезли студенты из Большеземельской тундры в Петербург, больше всех радовался академик Чернышев, и его легко было понять: сделанное им геологическое открытие Балтийского щита с подмосковным угольным бассейном получало дальнейшее подтверждение на платформе Большой Земли. Бегло осмотрев схему карты и образцы пород с Адзьвы, Чернышев предложил всем немедля заняться разбором коллекции и вычерчиванием карты набело.

— Не пуста ваша поклажа, не пуста! Молодцы! — похвалил радостных членов экспедиции Чернышев. — Разложим сорок пудов ваших камушков на карте и грохнем статью об открытии студентов! Ясно‑с? Статью напишет Журавский.

— Федосий Николаевич, — взмолился Андрей, — картой и разбором образцов пород займутся Руднев со Шпарбергом. Нам с Григорьевым надо привести в порядок гербарии и коллекции жуков — там просматривается не менее интересное, потому со статьей о геологии Адзьвы следует повременить.

— Посмотрите на него: совершил открытие и хочет спрятаться в цветочки. Житницей Севера Печорскому краю не быть, а вот жемчужиной горных богатств он станет. Вот так‑с! Скажите-ка мне: кому, кроме вас, удалось в нашем веке открыть хребет под носом Москвы и Питера? Молчите? То-то!

— К хребту пришли все мы вместе, Федосий Николаевич, — возразил Журавский, кивнув на товарищей.

Разговор велся в тесном кабинете Чернышева, у стола, на котором лежали черновая карта Печорского края, минералы с Адзьвы и окаменевшие раковины из теплого силурийского моря. Чернышев как-то по-новому оглядел смущенного похвалой, но твердого в своем решении Андрея, о чем-то задумался и тихо сказал:

— Верно... к хребту в этом году пришли вы все вместе. Однако ж ваш путь, юноша, начался к нему не в этом году. Они шли за вами... Им вы, Андрей Владимирович, открыли их собственные души, навсегда породнив с Севером. Нам же, геологам, — природную лабораторию, пользоваться которой будет не одно поколение. Подумайте, подумайте об этом на досуге все... — Чернышев снял круглые большие очки и теперь уже оглядел всех: Журавского, Шпарберга, Григорьева, Руднева, оглядел внимательно, как бы оценивая каждого в отдельности... — За работу, друзья мои, за работу! — стряхнул с себя задумчивость профессор. — Поймите меня: скоро геологический съезд, на карте же Большеземельской тундры пустота. Позор! Я попрошу Книповича помочь вам с зоологией, с окаменелостями, но главное — вот это! — показал Чернышев на карту и образцы пород. — И скажу загодя: это только начало открытия!

— Мы обязательно продолжим исследования, господин профессор, — не выдержал Журавский. — Мы вновь пойдем туда!

— То-то, — хмыкнул в усы Чернышев. — А что ж вы молчите про горячие ключи? Напутали, наврали аборигены? — вспомнил Федосий Николаевич.

— Нет, господин профессор, врать кочевники не умеют, — вспыхнул Андрей. — Горячие источники указаны точно, но нам не хватило времени на их тщательное исследование...

— Три года шел к ним, а времени хлебнуть воды из живительных родников не хватило — вот оно, русское авось! Авось еще придем! — начал вновь журить профессор...

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза