Вера была прелестной девушкой, милой нежной молодой матерью, и, будь она замужем за каким-нибудь преуспевающим чиновником-домоседом — лучшей жены, может быть, и не сыскать. У Веры был врожденный светский такт и неодолимая тяга быть в центре внимания праздных мужчин. Андрей же искал в ней совсем иное: черты доброй, отважной и терпеливой жены помора, которая из поколения в поколение собирала по крупицам две добродетели: умение делить с мужем на равных все смертельные опасности его промысла, а коли остаться дома, то ждать его достойно и безропотно.
Разговор с Верой сложился на редкость тяжелым.
— Господи, — заплакала она, еще не дослушав Андрея, — у людей нашего круга выезды, театры... А тут! Живешь в четырех книжных стенах и слушаешь сказки про Печору, про самодей... Грязные дикари тебе дороже меня... Опять к ним на полгода, а я одна! Мне тяжко, мне страшно одной!..
Андрей не мог без содрогания, без надрывной жалости смотреть на плачущую жену — она была по-своему права: остаться в бушующем Питере одной с грудной Женюркой — страшно.
— Вера, любовь ты моя трудная, — обнял ее Андрей, — поедем вместе.
— Как «вместе»? — подняла голову Вера. — А Женя?
— И она с нами. Довезем мы вас до Архангельска в мягком купе, там дождешься лета с сестрами у тетушки... А с первым рейсом морского парохода — к родителям в Усть-Цильму. Я в это время обязательно буду там. С нами будет брат Михаил — доедем.
По тому, как Вера внимательно прислушивалась к последним словам, Андрей понял — дошли они до сердца жены.
— И еще, Вера: вся будущность моя в Печорском крае... Лучше быть варакушкой[13]
на ветке, чем соловьем в клетке. Нас ждет слава на Печоре, а не в Питере, — пояснил Андрей, чтоб как-то убедить жену, хотя сам прекрасно знал, что ждет его впереди только работа.К масленой неделе счастливая надеждами семья Журавских и Михаил Шпарберг были в Архангельске.
Глава 7
ЦЕНА ОТКРЫТИЙ
Экспедицию 1905 года — четвертую по счету — Журавский задумал провести за полгода. Изрядно полазив по отрогам Тимана и центру Большеземельской тундры, теперь он намеревался обойти вокруг нее. По зимнему пути на лошадях собирались они со Шпарбергом попасть в верховья Печоры, к истокам ее притока Аранец, где полвека назад инженер Антипов нашел раковины моллюсков из силурийского моря. Журавский же надеялся найти там ответвление гряды Адак-Тальбей от Урала. «Если находка Антипова и мои надежды подтвердятся, — размышлял он, — то станет ясно: древнее силурийское море по прогибу между Адак-Тальбеем и Уралом подходило к Аранцу, создав условия для залежей каменных углей».
С вешними печорскими водами Андрей планировал спуститься в океан с двумя целями: проследить по береговым обнажениям своеобразные террасы-ступеньки, образованные отступающим Ледовитым океаном, и собрать растения и насекомых, заселивших сушу вслед скатывающимся водам. Далее, по заданию Чернышева они должны были исследовать геологию прибрежных островов от Печорской губы до побережья пролива Югорский Шар, где Нансен, как и Антипов, нашел силурийские отложения. От Югорского Шара Журавский намеревался проехать на оленях через хребет Пай-Хой к Вашуткиным озерам, где закончился их прошлогодний маршрут.
Андрею и Михаилу предстояло в этом году проехать, проплыть и пройти пешком шесть тысяч неимоверно трудных верст по бездорожью, по порожистым рекам и ручьям, по безлюдью.
Весна торопила, и в Архангельске Журавский со Шпарбергом задержались ровно столько, сколько нужно было на устройство Веры, короткое свидание Михаила с Лидой и перегрузку экспедиционного багажа из вагона на подводы до Пинеги.
— Летим мы словно на крыльях! — радовался Андрей быстрому бегу коней по наезженной дороге в торговое село. — Нам бы только застать на ярмарке печорцев — с ними мы быстро попадем к тестю в объятия и на блины к Наталье Викентьевне. Удачное начало пути! Два года назад тащился я тут больше месяца: грязь, слякоть, болота, брань измученных ямщиков. Но... не без пользы: недалеко отсюда я нашел явные следы морского берега!
Задумчивый Шпарберг покачал головой, потом спросил:
— А не помешался ли ты на идее отступания Ледовитого океана? — Спросил полушутливо, так, чтобы не обидеть Андрея. — Уж очень все это необычно: Белое море соединялось с Балтийским!
— Соединялось! Но климат тут был суше, чем в Предуралье...
— Погоди, Андрей, — приподнял руку Шпарберг, боясь, что увлеченный полемикой брат не даст ему спросить главное, — как к твоей гипотезе отнеслись Шокальский и патриарх географической науки Семенов? Что сказали они? Как они на это смотрят?
— А так: Юлий Михайлович Шокальский, когда привел меня к нему в кабинет Чернышев, выложил предо мной энциклопедию Элизе Реклю, новейшие публикации океанографов Эрмана, Миддендорфа, Врангеля и сказал: «Они не против вас, молодой человек. Но они наблюдали за океаном, а вы за сушей. Чтобы ваша гипотеза стала теорией, постарайтесь, изучив их труды, найти тысячи свидетельств отступания океана по всему побережью».
— Следовательно, он верит тебе?
— Не мне, а фактам.