– Вас что, действительно могут убить? – засомневалась я.
– Могут, теоретически… Они же честно драться не будут, они исподтишка все делают. Семеро одного не боятся.
– А уладить это можно?
– Вот, Танькин отец, может быть, и уладит. Пули ему отнесли, ружье тоже.
Мы прошли в комнату, там стоял накрытый стол, с кучей закусок и несколькими початыми бутылками водки.
– Пить будешь? – спросил Олег.
– Нет, с чего это? – удивилась я.
– Так, – он пожал плечами, – у бати день рождения был вчера, так и не убрали. Мать думала, мы сегодня посидим. Посидели…
Он продолжал держать руки в карманах, словно боялся их выпустить. Мы стояли у стола, и я совершенно не представляла себе ни зачем я пошла с ним, ни то, о чем я должна с ним говорить.
– Ну, как хочешь, – нарушил он молчание, – я тоже не буду. Он резко повернул ко мне голову:
– Что делать будем?
– Знаешь, я лучше домой пойду, – ответила я, почувствовав возрастающее напряжение внизу живота, и мне стало не хватать воздуха.
– Что тебе там делать? – он подошел ко мне сзади и, обхватив руками мои плечи крест на крест, сильно прижал к себе. Моя спина одеревенела, сопротивляясь. Он склонил голову и стал целовать меня в шею, перебирая кончиком языка пряди волос.
Кожа на спине и шее покрылась пупырышками от отвращения. Мне захотелось закричать. Вместо этого я схватила его за запястья и развела тиски его рук.
– Не надо! – лицо залила краска стыда. Я не знала, что делаю здесь с этим совершенно чужим человеком в пустой квартире с накрытым столом и с кроватью у стены, зовущей и бесстыдной. Я стыдилась незанавешенных окон, в которые еще проникало пойманное горами солнце.
– А что надо? – он развернул меня к себе лицом, сделал шаг назад и снова засунул руки в карманы.
– Ничего не надо. Извини, я домой пойду. – Я не понимала, почему он ведет себя так.
– Игорь там, с Танькой, – сказал он, – я один, как дурак…
– Но я же не виновата в этом!
Олег пошел на меня грудью, и я стала отступать, пока не уперлась в кровать, и он снова слегка толкнул меня. Я покачнулась, не удержала равновесия и вынуждена была сесть.
– Посиди со мной, – попросил он жалобно.
– Зачем? – насторожилась я.
– Просто так.
Он опустился рядом и снова обнял меня, потянулся губами. Я встряхнула головой. Он задышал прерывисто и с силой опустил меня на спину, навалившись сверху всем телом, стал искать мои губы. Я, сжав зубы, забилась под ним. Олег приподнялся, опираясь на руки, навис надо мной, посмотрел с любопытством и какой-то тревожной злостью.
– Какая ты красивая…
Меня тошнило.
– Спасибо. Пусти!
– Не пущу, – он улыбался.
– Зачем ты так? Пусти!
Он убрал руки и сел, освободив меня. Я сразу вскочила и пошла к выходу.
– Я тебя обидел? – крикнул он мне в след.
– Да, – ответила я.
– Ну, прости…
Он догнал меня одним прыжком, стал спиной к двери:
– Простишь?
– Прощаю, прощаю, – поспешно произнесла я. – Пусти!
– Нет, так не уходят, ты обиделась на меня, да? Обиделась!
Ну, как я могла объяснить ему? Как я могла объяснить ему, что я не та, не та, не та! Очарование гор отпустило меня, и я не понимала, за что я должна платить собой.
Он изучал меня, как охотник, или хищник, изучающий жертву, прикидывающий расстояние для прыжка. И вдруг, охотник опустил ружье, а хищник передумал.
Олег, не глядя, повернул замок, распахнул дверь и отступил, открывая мне путь.
– Иди домой!
Я шагнула на площадку, и он, в третий раз за сегодняшний день подтолкнул меня в спину, к лестнице. Молча вернулся в квартиру и захлопнул дверь.
Ошарашенная, сбежала по ступеням и влетела в свою квартиру.
Мать была дома. Она выглянула из кухни на шум:
– А, это ты? Ну, как? Ходили?
– Ходили. Там ребята с местными поссорились, – я старалась сдерживать дыхание, сердце продолжало бухать в ребра.
– Помирятся, – донеслось с кухни.
Не помирились.
Поздно вечером у подъезда собрались оскорбленные горцы. Что там произошло, не знаю. Скорее всего, ничего не произошло, и разбираться пришлось родителям, а не детям. Но на утро и мой несостоявшийся любовник, и его брат были спешно отправлены к родственникам в Ереван.
Я же остаток каникул общалась исключительно с родителями и любовалась красотами маленькой горной страны.
Улетала я днем.
Новенькая дубленка, кокетливая шапочка и модельные сапоги на высоченных каблуках способствовали трезвому взгляду на жизнь. Аэропорт Шарля де Голя больше не производил на меня впечатления космического пришельца, он просто казался слишком большим.
12
Все повторяется, так или иначе.
Со временем, ожидание превращается в привычку. Ждешь уже как-то автоматически. Тупо ждешь.
Можно попытаться себя развлечь. Как в тюрьме: все зависит от человека; можно просто сидеть, а можно получить высшее образование, или книгу написать… Мало ли…
Живу на даче и пытаюсь морально подготовить себя к обратному переезду.
Если бы не Булат, тот самый майор милиции, о котором говорил отец, то вряд ли мне удалось бы быстро и беспрепятственно получить этот маленький клочок бумаги с синим штампом.