— Сейчас, сейчас, милый мой, погодь чуток, передохну... Затоплю, погреемся...
Еще год назад баба Валя бойко сновала по старому дому: побелить, подкрасить, принести воды. Ее маленькая легкая фигурка то склонялась в поклонах перед иконами, то хозяйничала у печи, то летала по саду, успевая посадить, прополоть, полить. И дом радовался вместе с хозяйкой, живо поскрипывал половицами под стремительными легкими шагами, двери и окна с готовностью распахивались от первого прикосновения маленьких натруженных ладоней, печка усердно пекла пышные пироги. Им хорошо было вместе: Вале и ее старому дому.
Она рано схоронила мужа. Вырастила троих детей, всех выучила, вывела в люди. Один сын — капитан дальнего плавания, второй — военный, полковник, оба далеко живут, редко приезжают в гости. Только младшая дочь Тамара в селе осталась, главным агрономом, с утра до вечера на работе пропадает, к матери забежит в воскресенье, душу за пирогами отведет — и опять неделю не видятся. Утешение — внучка Светочка. Та, можно сказать, у бабушки выросла.
А какая выросла-то! Красавица! Глазищи серые, большие, волосы цвета спелого овса до пояса, кудрявые, тяжелые, блестящие — сияние даже какое-то от волос. Сделает хвост, пряди по плечам рассыплются — на местных парней прям столбняк нападает. Рты открывали — вот как. Фигура точеная. И откуда у деревенской девчонки такая осанка, такая красота? Баба Валя в молодости симпатичная была, но если старое фото взять да со Светкиным сравнить — пастушка и королева... Умница к тому же. Окончила в городе институт сельскохозяйственный, вернулась в родное село работать экономистом. Замуж вышла за ветеринарного врача, и по социальной программе молодой семьи дали им новый дом. И что это за дом был! Солидный, основательный, кирпичный. По тем временам особняк целый, а не дом.
Правда, у бабушки вокруг избы — сад, все растет, все цветет. А у нового дома внучки пока ничего вырасти не успело — три тычинки. Да и к выращиванию Светлана, прямо скажем, была особо не приспособлена. Она хоть девушка и деревенская, но нежная, бабушкой от любого сквозняка и тяжелого ручного труда оберегаемая.
Да еще сын родился, Васенька. Тут уж некогда садами-огородами заниматься. И стала Света бабушку к себе зазывать: пойдем да пойдем ко мне жить — дом большой, благоустроенный, печь топить не нужно. А баба Валя начала прибаливать, исполнилось ей восемьдесят лет, и как будто болезнь ждала круглой даты — стали плохо ходить когда-то легкие ноги. Поддалась бабушка на уговоры. Пожила у внучки пару месяцев. А потом услышала:
— Бабушка, милая, я тебя так люблю — ты же знаешь! Но что ж ты все сидишь?! Ты ж всю жизнь работаешь, топчешься! А у меня смотри — расселась... Я хозяйство хочу развести, от тебя помощи жду...
— Так я не могу, доченька, у меня уже ножки не ходят... старая я стала...
— Хм... Как ко мне приехала — сразу старая...
В общем, вскоре бабушка, не оправдавшая надежд, была отправлена восвояси и вернулась в родной дом. От переживаний, что не справилась, не помогла любимой внучке, баба Валя совсем слегла. Ноги шаркали по полу медленно, не желая двигаться, — набегались за долгую жизнь, устали. Дойти от постели до стола превратилось в трудную задачу, а до любимого храма — в непосильную.
Отец Борис сам пришел к своей постоянной прихожанке, до болезни деятельной помощнице во всех нуждах старинного храма. Внимательно осмотрелся. Баба Валя сидела за столом, занималась важным делом — писала свои обычные ежемесячные письма сыновьям.
В избе холодновато: печка протоплена плохо. Пол ледяной. На самой теплая кофта не первой свежести, грязноватый платок — это на ней-то, первой аккуратнице и чистюле! На ногах стоптанные валенки.
Отец Борис вздохнул: нужна помощница бабушке. Кого же попросить? Может, Анну? Живет недалеко, крепкая еще, лет на двадцать моложе бабы Вали будет. Достал хлеб, пряники, половину большого, еще теплого пирога с рыбой (поклон от матушки Александры). Засучил рукава подрясника и выгреб золу из печи, в три приема принес побольше дров на несколько топок, сложил в углу. Затопил. Принес воды и поставил на печь большой закопченный чайник.
— Сынок дорогой! Ой! То есть, отец наш дорогой! Помоги мне с адресами на конвертах. А то я своей куриной лапой напишу — так ведь не дойдет!
Отец Борис присел, написал адреса, бегло взглянул на листочки с кривоватыми строчками. Бросилось в глаза — крупные строки, написанные дрожащими буквами: «А живу я очень хорошо, милый сыночек. Все у меня есть, слава Богу!» Только листочки эти о хорошей жизни бабы Вали — все в кляксах размытых букв, и кляксы те, по всей видимости, соленые.
Анна взяла шефство над старушкой, отец Борис старался регулярно ее исповедовать и причащать, по большим праздникам муж Анны, дядя Петя, старый моряк, привозил ее на мотоцикле на службу. В общем, жизнь потихоньку налаживалась.