«Родственные души» и другие рассказы

Внучка не показывалась, а потом, через пару лет, тяжело заболела. У нее давненько были проблемы с желудком, и свои недомогания она списывала на больной желудок. Оказался рак легких. Отчего такая болезнь ее постигла — кто знает, только сгорела Светлана за полгода.

Муж буквально поселился на ее могиле: покупал бутылку, пил, спал прямо на кладбище, просыпался и шел за новой бутылкой. Четырехлетний сын Вася оказался никому не нужен — грязный, сопливый, голодный. Взяла его Тамара, но по своей многотрудной деятельности агронома внуком ей заниматься было некогда, и Васю стали готовить в районный интернат.

И тогда в коляске старого «Урала» к дочери приехала баба Валя. За рулем восседал толстый сосед дядя Петя, одетый в тельняшку, с якорями и русалками на обеих руках. Вид у обоих был воинственный. Баба Валя сказала коротко:

— Я Васеньку к себе возьму.

— Мам, да ты сама еле ходишь! Где тебе с малым справиться! Ему ведь и приготовить, и постирать нужно!

— Пока я жива, Васеньку в интернат не отдам, — отрезала бабушка.

Пораженная твердостью обычно кроткой бабы Вали, Тамара замолчала, задумалась и стала собирать вещи внука.

Дядя Петя увез старого и малого до хаты, выгрузил, а потом почти на руках транспортировал обоих в избу. Соседи осуждали бабу Валю:

— Хорошая такая старуха, добрая, да, видимо, на старости лет из ума выжила: за самой уход нужен, а еще ребенка привезла... Это ж не кутенок какой... Ему забота нужна... И куда только Тамарка смотрит!

После воскресной службы отец Борис отправился к бабе Вале с недобрыми предчувствиями: не придется ли изымать голодного и грязного Ваську у бедной немощной старушки?

В избе оказалось тепло, печь основательно протоплена. Чистый, довольный Васенька, сидя на диване, слушал пластинку со старинного проигрывателя — сказку про Колобка. А бедная немощная старушка

легко порхала по избе: мазала перышком противень, месила тесто, била яйца в творог. И ее старые больные ноги двигались живо и проворно — как до болезни.

— Батюшка дорогой! А я тут это... ватрушки затеяла... Погоди немножко — матушке Александре и Кузеньке гостинчик горяченький будет...

Отец Борис пришел домой, еще не оправившись от изумления, и рассказал жене об увиденном. Матушка Александра задумалась на минуту, потом достала из книжного шкафа толстую синюю тетрадь, полистала и нашла нужную страницу: «Старая Егоровна отжила свой долгий век. Все прошло, пролетело, все мечты, чувства, надежды — все спит под белоснежным тихим сугробом. Пора, пора туда, где несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание... Как-то метельным февральским вечером Егоровна долго молилась перед иконами, а потом легла и сказала домашним: “Зовите батюшку — помирать буду”. И лицо ее стало белым-белым, как сугробы за окнами.

Домашние позвали священника, Егоровна исповедалась, причастилась и вот уже сутки лежала, не принимая ни пищи, ни воды. Лишь легкое дыхание свидетельствовало: душа еще не улетела из старческого неподвижного тела.

Дверь в прихожей раскрылась: свежий порыв морозного воздуха, младенческий крик.

— Тише, тише, у нас тут бабушка умирает.

— Я ж младенцу не заткну рот, она только что родилась и не понимает, что плакать нельзя...

Из роддома вернулась внучка старой Егоровны, Настя, со смешным, красненьким еще младенцем. С утра все ушли на работу, оставив умирающую старушку и молодую мамочку одних. У Насти еще толком не пришло молоко, сама она, неопытная, не умела пока приладиться к дочери, и младенец истошно орал, сильно мешая Егоровне в ее помирании.

Умирающая Егоровна приподняла голову, отсутствующий блуждающий взгляд сфокусировался и обрел ясность. Она с трудом села на кровати, спустила босые ступни на пол и стала шарить слабой худой ногой в поисках тапок.

Когда домашние вернулись с работы, дружно отпросившись пораньше по уважительной причине (умирающая, а может, уже испустившая последний вздох бабушка), то обнаружили следующую картину: Егоровна не только не собиралась испускать последнего вздоха, но, напротив, смотрелась бодрее обычного.

Она решительно передумала помирать и бойко ходила по комнате, баюкая довольного, умиротворенного наконец младенца, в то время как обессиленная внучка отдыхала на диване».

Александра закрыла дневник, глянула на мужа, улыбнулась и закончила:

— Моя прабабушка, Вера Егоровна, меня очень полюбила и просто не могла позволить себе умереть. Сказала словами песни: «А помирать нам рановато — есть у нас еще дома дела!» Она прожила после этого еще десять лет, помогая моей маме, а твоей теще Анастасии Кирилловне растить меня, свою любимую правнучку.

И отец Борис улыбнулся жене в ответ.

Катя-попрошайка