— Заповедь трудиться еще никто не отменял! Не люблю я лентяев!
Наступил Великий пост. Длинные постовые службы. Отец Борис тихо радовался: еще пять лет назад храм стоял пустым и ко кресту подходила только старая Клавдия из соседней к церкви избушки да сторож Федор. А больше прихожан в старом храме не было, и отец Борис один шел к выходу мимо полупустой свечной лавки, старинных икон.
А теперь — длинная очередь на исповедь, дружное чаепитие в трапезной после службы. Собрал приход, слава Богу!
За трудами Великого поста они с Сашенькой как-то не заметили, что уже несколько дней не видно Кати. Стали спрашивать прихожан, те устыдились, собрались навестить. Оправдывались: неделя рабочая, все работали, только в воскресные дни и обнаружили, что нет привычной фигурки в притворе.
Отец Борис не стал никого ждать, сразу после службы сам пошел к Кате. Сашенька отправилась домой варить обед, делать с Кузьмой уроки, а вот теща неожиданно изъявила желание сходить вместе с ним:
— Помогу по хозяйству, снег там почищу или дров принесу... Наверное, грязью поросла Матрена ваша местная...
Калитка занесена снегом, следов никаких, видимо, уже несколько дней никто не заходил в этот старый, полуразрушенный дом. Отец Борис с трудом отодвинул калитку, отгреб снег у заметенной незапертой двери. Нехорошие предчувствия наполнили душу: сейчас войдут — а там мертвая Катя. Попросил тещу:
— Давайте я один пойду, погуляйте пока у дома.
Сообразительная теща только головой помотала:
— Вместе зайдем.
Вместо ожидаемого запаха тления — свежий весенний воздух, в избушке пахло свежестью, чистотой, так пахнет свежее белье с мороза. Катя лежала на диване у нетопленной печки — живая. В избушке прохладно, но не холодно. В уголке перед тремя старыми темными иконами — лампадка горит, на подоконнике старый облезлый кот, вполне довольный жизнью, дремлет.
Катя охнула, стала садиться:
— Простите, батюшка, приболела. Встать не могу.
Отец Борис такой непривычно длинной Катиной речи даже поразился:
— Это вы нас простите! Мы к вам долго не приходили! Свою вину искупим!
Отец Борис поставил на стул сумку с продуктами, стал открывать, доставать свертки и пакетики.
— Батюшка, да я не голодная! У меня есть еда!
И отец Борис с Анастасией Кирилловной увидели на столе, покрытом старой, в нескольких местах порванной скатертью когда-то красного, а теперь бурого цвета, кружку с чистой прозрачной водой и большой ломоть хлеба. Отец Борис в недоумении осторожно взял ломоть в руки и тут же испуганно положил назад — он был еще теплый, только испеченный.
— Катя, а хлеб у вас откуда?
Но Катя на сегодня, видимо, исчерпала свой словесный запас. Она только улыбнулась и показала рукой на одну из старых темных икон. Отец Борис подошел ближе: святитель Николай Чудотворец.
Теща стояла молча. Потом подхватилась, ее полная, но подвижная фигура замелькала по дому: помыла, прибрала, затопила — с его тещей мало кто мог тягаться в делах хозяйственных.
Отец Борис помолился, прочитал Последование ко Святому Причащению, исповедал больную, как обычно, пробормотавшую лишь пару слов, причастил.
Всю дорогу домой теща молчала, уже перед домом спросила тихо:
— Это что такое было, отче? Это что — чудо?! Вот этой самой Катьке-попрошайке — чудо?!
Отец Борис пожал плечами:
— Может, кто-то навестил ее перед нами и принес хлеб.
— Отче, ты сам калитку откапывал и дверь, занесенную снегом, открывал. Я понимаю чудеса святой блаженной Ксении или святой Матроны Московской. А здесь-то — с чего чудесам быть?! Может, почудился хлеб-то?
— Что, обоим сразу?
...Катя умерла на Пасху, двадцатого апреля. Прихожане удивлялись:
— Надо же, как Господь сподобил... Чем-то заслужила, значит...
После отпевания и похорон Анастасия Кирилловна подошла к отцу Борису:
— Благослови, отче, вот земля согреется, я у Кати на могилке цветочков хочу посадить. Разных можно посадить, чтобы красиво было...
И голос тещи звучал непривычно робко.
Вокзал встретил суетой: люди спешили, сновали по платформе, открывали и закрывали входные двери, встречали и прощались. Гуляли вокзальные сквозняки, разноцветным табором проплывали цыганки, ветер странствий смущал душу беспокойством, настойчиво звал в путь. И только толстые вокзальные голуби и пронырливые воробьи никуда не спешили — подбирали многочисленные крошки, купались в растаявшей луже, радовались теплому мартовскому вечеру.
Отец Борис очень устал в поездке, но был доволен — все успел за два дня: и по делам прихода справился, и к духовнику заехал, и даже тещу Анастасию Кирилловну проведал. Дольше задерживаться не мог — в субботу нужно служить литургию, да и домашние заждались — жена Александра, сынок Кузьма и младенец Ксения. Обратный путь предстоял недолгий: ночь в поезде — и на месте.
В вагон зашел один из первых. Чтобы не мешать соседям по купе, сразу забрался на свою верхнюю полку.