«Родственные души» и другие рассказы

Его жена Мария ходила в храм всю жизнь. Ездила из Комарихинской в Казанскую Трифонову пустынь, когда там еще не было монастыря, а был просто приходской храм Всех Святых. В храме служил известный на Урале, да и по всей стране, старец протоиерей Николай Рагозин, и Мария была его верным чадом.

С мужем Леонидом они жили хорошо, растили двух дочерей. Леонид — работящий, добрый, любил копаться вместе с женой на огороде, сидеть вечерами вместе на завалинке, любоваться закатом над Чусовой, гонять чаи у теплого бока печки. Одна незадача — в отличие от верующей жены он всей душой воспринял атеистическое воспитание, которым в его времена щедро потчевали пионеров и комсомольцев.

Искренне считал религию опиумом для народа и горячо возмущался заблуждениями жены, которая этот самый опиум потребляла, причем в слишком больших, по его мнению, дозах.

Леонид пытался убедить Марию, что ходить в церковь и кормить бездельников-попов — полнейшая глупость, что гораздо лучше вместе поработать в огороде или сходить в лес за грибами. Он не любил оставаться дома один, ревновал жену к ее непонятным отлучкам, злился, гневался и даже потчевал Марию оплеухами, пытаясь «выбить дурь из ее упрямой головы».

Но тут, как говорится, нашла коса на камень. Кроткая, смиренная Мария, простая деревенская женщина еще старой закалки, которая никогда слова поперек мужу не говорила, хождение в храм бросать отказывалась наотрез. По ее просьбе старец, отец Николай, приехал к ним в дом, пытался поговорить с Леонидом, убедить его смягчиться. Но тот был так озлоблен, что даже всеми почитаемого старца выгнал и так разгневался его приходом, что еще и жене досталось.

Старец, конечно, не обиделся на Леонида, наоборот, молился, чтобы Господь помиловал его и спас его бессмертную душу. А на причитания Марии сказал только: «Молись, Мария, — и Господь помилует твоего мужа». И она молилась.

Шли годы. Преставился отец Николай. Через пять лет после его смерти в приходской храм служить назначили отца Савватия. Марии к тому времени уже стукнуло семьдесят лет; небольшого ростика, богомольная и богобоязненная старушка, очень кроткая, смиренная, с печальными светло-голубыми глазами — такой увидел ее отец Савватий. Она продолжала молиться за мужа, но ничего не менялось — он оставался безбожником.

Отец Савватий прослужил уже лет десять в храме Всех Святых, когда одним морозным декабрьским утром из Комарихинской приехала заплаканная Мария и стала звать батюшку к мужу. Леонид тяжело болел и лежал, можно сказать, на смертном одре. И вдруг он стал настойчиво требовать священника. Мария страшно удивилась, стала спрашивать: «Зачем тебе батюшка?!» Очень испугалась, что перед смертью муж захочет поругаться со священником, станет богохульствовать. Но Леонид ответил твердо: «Я хочу покаяться».

Отец Савватий тоже сильно удивился, но взял Святые Дары и поехал в Комарихинскую. Когда вошел в дом, увидел на старинной железной кровати сухонького, маленького старичка — очень слабого, с впалыми глазами и серым лицом. Зная его жизнь и его отношение к вере, отец Савватий растерялся — с чего начать, зачем его позвали?

Но когда подсел к кровати на старый, крепкий еще, с красивой резной спинкой стул, — все само собой уладилось: тяжелобольной оживился, ласково и приветливо поздоровался и сказал, что хочет исповедаться, Мария вышла на кухню.

И когда этот умирающий восьмидесятилетний старик, всю жизнь проживший без Бога, начал каяться, отец Савватий ощутил необычайную благодать — такую, что мурашки пошли по коже. Батюшка никак не мог ожидать подобной исповеди от неверующего человека — это была очень глубокая, искренняя, проникновенная исповедь, будто Леонид всегда ходил в храм, жил церковной жизнью и навык к покаянию. Он говорил ясно, четко, называл грехи без малейшего самооправдания или самосожаления, каялся в том, что жил без Бога. Каялся так, словно он всю жизнь готовился к этому моменту, — очень глубокое покаяние за все долгие годы. Говорил без остановки, долго — и у батюшки появилось редчайшее ощущение, что Сам Господь присутствует при этой исповеди и Сам принимает грехи бывшего безбожника.

Отец Савватий слушал и думал: «Как милостив Господь к кающимся грешникам!», слушал и вспоминал разбойника на кресте и Савла, ставшего Павлом.

После исповеди батюшка особоровал Леонида и причастил его — старик с благоговением слушал молитвы и песнопения, сам крестился и молился. А вернувшаяся с кухни Мария тихонько плакала рядом — она была так поражена, что не могла слова вымолвить, только слезы лились ручьями по ее морщинистым щекам. Сбывалось то, о чем она мечтала долгие годы, на что уже почти не надеялась — и что теперь происходило так просто, так естественно, будто исповедь и покаяние ее мужа были для него самым обычным делом, будто он всю жизнь сам ходил вместе с ней в храм. Такое тихое, неприметное чудо — как легкое дуновение ветра: Глас хлада тонка, и тамо Господь (3 Цар. 19, 12).