Роковая одержимость

— Они не возражают, — легкомысленно ответил он. Было похоже, что Дэймон опустил трубку, чтобы обратиться к своей команде. — Ребята, вы же не против, если я поговорю со своей девушкой? Она скучала по мне и не смогла вынести разлуки.

— Я не твоя..

Меня перебили голоса на другом конце провода. Всеобщее «нет, сэр», «вовсе нет», «продолжайте, мы с радостью подождём» прозвучало по всему конференц-залу. По меньшей мере пятнадцать-двадцать человек, должно быть, неловко наблюдали за тем, как Дэймон ведет личную беседу. О чем он думал? И, что еще важнее, девушка?

Я не знала, какой вопрос поднять в первую очередь, поскольку он пропустил мимо ушей мое недовольство по поводу комментария о девушке. Поэтому перешла к проблеме, требующей немедленного решения.

— Возвращайся на свою встречу. Я просто позвонила, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты меня прикрыл.

— Всегда, — без колебаний ответил Дэймон. Как будто он делал это миллион раз, когда я создавала проблемы в прошлом, и будет продолжать делать это в будущем. — Я заскочу позже. Пока.

Глубокий голос Дэймона эхом разнесся по телефону. Он повесил трубку, прежде чем я успела возразить.

Я тяжело вздохнула. Выговор Дэймону за деспотичный характер не принес бы результата. В его преследовании не было никаких заминок. Мы были слишком похожи, и я не могла затормозить то, что не умела останавливать в себе. К тому же, нам было что обсудить. Например, откуда Дэймон знает пароль от моей комнаты страха и девушка?

По крайней мере, одна цель этого звонка была достигнута. Дэймон не поставил все под угрозу из-за меня. Облегчение было недолгим.

Во время учебы в колледже я работала в Ambani Corp аналитиком на полставки. Я была погружена в рабочий проект, когда кое-что привлекло мое внимание. Мой стол был не таким, как вчера вечером. Отодвинув ноутбук, я тут же схватила со стола пустую фоторамку.

Что за черт?

Пропала семейная фотография с нашего отпуска, последнее воспоминание, которое у меня было о папе. Мои руки тряслись от ярости. Я принесла фотографию в этот дом после того, как мама заверила меня, что никто не войдет в мою комнату. Она так и не поняла, почему я настояла, чтобы она поговорила об этом с Зейном. Вход на мой этаж был строго запрещен для него. Никто не имел доступа в эту комнату, кроме мамы и нашей домработницы Рэйчел, и обе знали, что лучше не трогать мои вещи.

Технически, Парис вошел в мою комнату прошлым вечером. Но я показала Дэймону фотографию после того, как заперла Париса. Я достала свой телефон, вены пульсировали от ярости, когда я нажала на фотографию, которую прислал мне Дэймон. Увеличив изображение, я убедилась, что фотография стояла на столе, нетронутая, когда Дэймон уходил с Парисом. Я проверила время. Кто-то, должно быть, зашел в мою комнату между часом ночи и пятью часами утра.

Только у одного человека был мотив украсть снимок — у того, кто делал это раньше и имел доступ в мою комнату. Фирменным приемом Зейна было вырезать папино лицо и оставлять фотографию. Если он забрал ее с собой, значит, использовал в качестве залога и, скорее всего, держал на случай, если я передумаю уезжать с мамой.

Спокойная, убийственная ярость вскипела во мне. Я собиралась запереть Зейна в комнате страха на долгие годы, пока от него не останется ничего, кроме груды костей. Я бы убила его голыми руками, если бы понадобилось. Вчерашний вечер, едва не закончившийся тюремным заключением, ничего не значил, потому что я готова была рискнуть своей свободой снова. Я бы с удовольствием села в тюрьму за убийство Зейна.



Элегантная зимняя свадьба в прекрасном Сэндс-Пойнт, штате Нью-Йорк, преподала мне важный жизненный урок. Я предпочитала похороны.

Мрачные скрипачи были значительно лучше, чем гости на свадьбе, прыгающие по танцполу. Я бы с радостью променяла веселых людей на серьезных, склонивших головы в знак уважения. Я бы охотно отказалась от терракотовых салфеток в осеннем стиле в пользу платков для слез. И я бы предпочла быть где угодно, только не здесь.

К сожалению, эта опция была недоступна.

— Ты остаешься на прием, — категорично сообщил мне Зейн, он же мой новый злобный отчим уже как десять минут.