Роковая одержимость

Прежде чем мама успела спросить, согласна ли я на этот цирк, до меня добрался змей Зейн. Он показал мне тест ДНК, подтверждающий его отцовство. Если бы я воздержалась от своего благословения, он опубликовал бы его в социальных сетях, чтобы разоблачить меня. С тех пор он держал эту карту у меня над головой и тщательно продумывал свои манипуляции. Я думала о том, чтобы рассказать о нем маме, но часть меня задавалась вопросом, не лучше ли для нее было двигаться дальше, вместо того чтобы тонуть вместе со мной. Хотя несчастье любило компанию, я всегда предпочитала одиночество.

Тем не менее, быть вынужденной праздновать их счастье все равно было неприятно.

— У меня куча проектов, которые нужно сдать в понедельник.

— Это может подождать до завтра, — коротко сказал он, в его голосе сквозило неудовольствие. Это было окно в мою новую жизнь. Я не сомневалась, что Зейн сожалел о том дне, когда я была зачата. Он был полной противоположностью папе. Папа смотрел на меня так, будто его мир вращался вокруг моего счастья. Зейн смотрел на меня так, будто я была вредителем, с которым он вынужден иметь дело, хотя предпочел бы раздавить.

— К сожалению, не может, — хладнокровно ответила я и нажала на приложение Uber на своем телефоне.

— Хорошо. Тогда мы должны сделать селфи отца и дочери, прежде чем ты уйдешь, — произнес он приторным голосом, хотя слова были насмешливыми.

Прежде чем я успела возразить, Зейн достал свой телефон и сделал наше селфи. На его губах заиграла холодная ухмылка, от которой у меня закипела кровь.

— Очаровательно. Давайте опубликуем это в Инстаграм. Как насчет подписи «Воссоединение отца и дочери»? — он провел двумя пальцами по губам, словно пребывая в глубоком раздумье.

Мудак.

Я принадлежала Зейну, и он тоже это понимал. Послушно положив телефон на стол, я заняла свое прежнее место.

Наконец-то я нашла то, что ненавидела больше смерти, — любовь.

Глава 20

Поппи

К тому времени, когда мы собрались на «семейный завтрак», я уже кипела от злости. Я сожгу дотла этот дом, если не получу назад свою фотографию. Постукивая ногой под столом, я не сводила пристального взгляда с Зейна.

— Поппи, хочешь круассан? — Мама протянула мне хлебницу, подпитывая мою безграничную ярость очередным ослепительно ярким розовым сарафаном. — Я испекла твои любимые. Подгоревшие.

Я молча покачала головой.

— Ты уверена, детка? Смотри, я поджарила их так, как ты любишь. Тесто совершенно сухое и не рвется.

Они выглядели восхитительно, но у меня пропал аппетит. Яйца и печеные бобы на моей тарелке тоже оставались нетронутыми. Я ждала подходящего момента. Мама обычно забывала что-то на кухне и отлучалась в середине завтрака, предоставляя мне небольшое окно для конфронтации с Зейном.

Единственное, что нас с Зейном объединяло, — это защита маминых чувств. Я никогда не рассказывала ей о тех ужасных вещах, которые он делал, потому что это разрушило бы ее идеальный мир. Делать маму несчастной не было моим приоритетом. На Зейна эта философия не распространялась.

Зейн кашлянул, с подозрением разглядывая свой завтрак, прежде чем скосить взгляд на меня.