Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Многие из тех, кто переехал в администрацию «Ober Ost», уже были знакомы с фронтовой службой. Так, и Клемперер и Цвейг пережили встречи лицом к лицу со смертью на Западном фронте перед тем как их перевели в личные владения Людендорфа. После фландрской грязи было несомненным облегчением получить нормальные кровати для сна, регулярное питание и свободное время. Так что художник Магнус Зеллер был недалек от истины, когда назвал жизнь в «Ober Ost» «спасательным плотом для останков медленно истекающей кровью интеллигенции»⁷⁰. Вполне понятно, что с распространением вестей об уюте на востоке и другие немецкие евреи стали пытаться влезть в спасательную шлюпку, пока она не заполнилась. Друзья Бертрама Штерна, сиониста, недавно призванного в армию, по всем каналам пытались добиться для своего друга направления на восток. Штерн, по их словам, «исключительно немощен и потому… очень страдает на действительной службе»⁷¹. Стереотипное описание мужчины-еврея как слабого и женоподобного долгое время было уделом антисемитов, стремившихся устранить евреев из государственной службы. В случае Штерна те же самые представления можно было использовать, чтобы получить назначение в тылу.

Пересиживать войну в «Ober Ost» было, несомненно, приятнее, чем рисковать жизнью и конечностями на фронте. Однако это не означало, что те, кто базировался на востоке, считали свою работу хоть сколько-то менее ценной, чем действия воюющих частей. В самом деле, евреи и остальные немцы, работавшие в администрации «Ober Ost», как правило, относились к своей задаче с большой гордостью. Как полагается при военной оккупации, все сотрудники администрации носили форму. Самми Гронеман включил в свои мемуары показательный набросок, на котором он и Герман Штрук посещают редакцию литовской газеты «Dabartis». Оба изображены в идеально отглаженной немецкой военной форме, у Гронемана даже виден штык, подвешенный к поясу. Облачившись в военную форму, немецкие евреи в «Ober Ost» были ровно настолько же способны играть роль победоносных захватчиков, как любой другой немецкий солдат. Гронеман вспоминал разговор двух немецких евреев в еврейском ресторане Вильны. Один из обедавших сказал своему гостю, что ему, возможно, следовало бы отложить сигарету – был шаббат, и он не хотел оскорблять чувства местных. Пожав плечами, второй ответил: «С чего мне учитывать их чувства, мы здесь победители»⁷².

Это чувство морального и культурного превосходства просачивалось все дальше, определяя подход немецких евреев к работе на востоке. Статус части непобедимой армии узаконивал давние претензии европейских евреев на лидерство над нацией. Их миссия, как излагал ученый-теолог Исмар Фройнд, заключалась в том, чтобы отбросить «гниль русской коррупции» и тем самым позволить евреям «превратиться в полезных граждан и полноценных членов человеческого общества»⁷³. Постоянно имея в виду послание Фройнда, немецкие евреи присоединились к попыткам оккупационного режима реформировать существующие структуры общества. Вопрос образования немедленно изучили под микроскопом. По сравнению с высокими стандартами немецкой системы школы Восточной Европы были обречены на прискорбное несоответствие – слишком мало классов, низкий уровень подготовки учителей. В попытке исправить эти недостатки в опале оказалось обучение на идиш как не устраивающее ни польских националистов, ни немецких оккупантов. Немецкие евреи отстаивали идиш – одни энергично, другие в меньшей степени, – но даже тогда существовало общее убеждение, что с повышением уровня образования немецкий начнет преобладать⁷⁴.

Легитимация восточноевропейских евреев значила также легитимацию их культурных мероприятий. С тех пор, как Гершом Шолем в 1970-х годах впервые популяризировал термин «культ восточных евреев», историческая литература зациклилась на теме встречи немецко-еврейских солдат с восточноевропейской еврейской культурой⁷⁵. Одним из ярчайших примеров этого феномена стал Франц Розенцвейг, в то время – молодой еврейский солдат, служивший на Балканах, впоследствии прославившийся шедевром еврейской философии «Звезда избавления». Розенцвейг, большую часть войны находившийся на Балканах, проводил свободное время в наслаждении окружающим миром. В Скопье он восхищался «еврейской жизнью» сообщества сефардских евреев, затем в Варшаве благоговейно наблюдал, как молятся и поют хасидские дети. «Я никогда не слышал ничего подобного», – изумлялся он⁷⁶. Розенцвейг был далеко не одинок в своем восхищении восточноевропейскими евреями. Многие немецкие евреи, оказавшиеся на востоке, будь то фронт или администрация «Ober Ost», исследовали простую жизнь евреев, среди которых оказались, и часто записывали свои впечатления едва ли не с антропологическим любопытством. Теодор Розенталь как высокообразованный немецкий врач был шокирован «болезнями, нищетой и грязью» еврейских домов. И все же «чувство причастности» то и дело тянуло его снова посетить беднейшие еврейские кварталы в Польше⁷⁷.