Вторая проблема в найме рабочей силы из Восточной Европы, также созданная самой Германией, касалась многочисленного еврейского населения в регионе. Прошлой зимой немецкие власти уже запретили неквалифицированным еврейским рабочим наниматься в Германию47
. И даже ужасные перебои с рабочей силой, породившие программу Гинденбурга, не заставили их изменить решение. Промышленные концерны Германии, включая AEG Ратенау, снова и снова возвращались к существующим стереотипам, заявляя, что производительность еврейских рабочих слишком низка, чтобы оправдать их наем на немецкие заводы48.В восточноевропейском округе «Ober Ost» расовая составляющая трудовой политики Германии была намного более очевидной. Поздней осенью 1916 года немецкие власти требовали от мужчин и женщин являться на работу. Там, где их число было слишком небольшим, местная полиция попросту хватала людей на улицах или даже дома. Однако в этом водовороте насилия и репрессий не все этнические группы подвергались такому обращению. В то время как полякам, литовцам и белорусам легко находилось место в планах Гинденбурга и Людендорфа и их депортировали в Германию, для восточноевропейских евреев дело обстояло совсем иначе. Хотя некоторые еврейские рабочие в конце концов оказались в колоннах, направляющихся в Германию, намного больше их осталось на востоке. Кажется, скепсис немецких промышленников в отношении ценности труда восточноевропейских евреев был попросту слишком велик49
.И все же глубинное нежелание задействовать еврейский труд не означало, что восточноевропейских евреев попросту освободили от работы. Это было совсем не так. В обширных областях Восточной Европы под немецкой оккупацией евреи особенно тяжело страдали от политики насильственного найма со стороны военных властей. Мужчин от семнадцати до шестидесяти лет хватали, помещали в трудовые батальоны и направляли на работу непосредственно на востоке. Город Вильна – характерный пример того, как этот процесс работал на местах. Зимой 1916/17 года немецкий мэр Вильны Эльдор Поль – по-видимому, сам еврейского происхождения, – приказал всем «безработным» мужчинам явиться на работу. Когда число добровольцев иссякло, Поль распорядился, чтобы местная полиция хватала людей с улицы. Задержанные, в большинстве своем евреи, были направлены на работу в поля или на строительство дорог50
.По всем признакам ясно, что трудовая политика военной Германии была особенно суровой в отношении евреев, живших в «Ober Ost» и Польше. Им запрещали въезд в Германию, а затем задерживали их для работы в батальонах насильственного труда, в большем количестве, чем любые другие группы населения. Но открытое пренебрежение властей базовыми правами восточноевропейских евреев было симптомом гораздо более масштабного изменения мнения. Восхождение к власти Гинденбурга и Людендорфа, последующая «программа Гинденбурга» привнесли дух бессердечия в военную и гражданскую власть Германии. Планы насильно заставить бельгийцев и восточноевропейцев работать на немецкую военную экономику подразумевали ожесточенную позицию по отношению к другим группам населения. Теперь между теми, кто был признан лояльными немецкими гражданами, и изгоями была проведена черта. Крайне важно, что и евреи, и другие немцы сыграли свою роль в определении «чужих».
Другие пленные
Вальтер Ратенау, заявлявший, что «крайне рад» переменам Гинденбурга и Людендорфа, был не единственным немецким евреем, проявившим ожесточенное безразличие к обращению с иностранцами51
. Эдуард Арнхольд и Франц Оппенгеймер стали убежденными сторонниками труда военнопленных, а Георг Сольмсен вцепился в возможность эксплуатировать бельгийскую промышленность. И хотя использование военнопленных и принудительного труда стало, возможно, самым показательным примером бессердечного презрения евреев и других немцев по отношению к поверженному врагу, это были не разовые случаи. Эксплуатация других групп населения в военное время происходила и более мягко. В ходе конфликта еврейские и другие немецкие антропологи снова начали интересоваться изучением этнического и расового происхождения пленных солдат, интернированных в Германии. Объединяло эти проекты то, что они были основаны на отчетливом чувстве национального превосходства. Немецкие антропологи относились к своим экземплярам, словно представители завоевателей, решивших исследовать все характеристики побежденного врага.