Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Мало где немецкое чувство национального и культурного превосходства ощущалось мощнее, чем в лагерях для военнопленных. В этих постоянно растущих загонах, большинство которых находилось в самой Германии, солдаты из армий союзников были принуждены провести остаток войны за колючей проволокой. Чем дольше тянулась война, тем обширнее и разнообразнее становилось население лагерей. В 1916 году немецкие власти содержали более 1,5 миллиона человек в системе лагерей по всей Германии. Когда показалось, что на этом можно сделать политический капитал, немецкие власти поделили лагеря по национальному и религиозному признаку. Украинские солдаты часто оказывались в лагерях под Вецларом, Раштаттом и Зальцведелем, а пленных мусульман содержали в Вюнсдорфе и Цоссене в Бранденбурге⁵².

Таким образом, особенности современной войны означали, что большой сегмент населения мира внезапно оказался на германской почве. Для немецких антропологов такое положение дел обеспечило настоящий прорыв в исследованиях. Теперь им больше не нужно было путешествовать в Африку или Азию, чтобы вести работу: достаточно было поездки на пригородном поезде. Лагеря Вюнсдорф и Цоссен, находившиеся менее чем в 40 километрах от центра Берлина, позволяли антропологам провести день, изучая целый спектр различных этнических и расовых групп, и в тот же день уехать домой в столицу. Как поспешил отметить один антрополог, ресурсы для исследований в лагерях были высочайшего качества. «Визит в лагеря, – сообщал он аудитории, – почти так же ценен для специалиста, как путешествие вокруг света»⁵³.

Наиболее примечательным в этом антропологическом исследовании, пожалуй, был энтузиазм, который проявили многие немецко-еврейские ученые по отношению к этим проектам. Так, художник и убежденный сионист Герман Штрук объединился с одним из ведущих антропологов Центральной Европы Феликсом фон Лушаном для создания книги рисунков, отражающих жизнь заключенных в лагерях. Рудольф Маркузе, современник Штрука, известный скульптор, применил свои таланты к созданию серии скульптур различных людей, находящихся в плену в Германии. Наконец, Адольф Гольдшмидт работал вместе с проживающим в Берлине лингвистом Вильгельмом Дегеном над записью голосов военнопленных. Предполагалось, что Гольдшмидт будет только консультантом, но, похоже, любопытство взяло верх и он сам принялся посещать лагеря и фотографировать различные «образцы» Дегена⁵⁴.

Воодушевление Штрука, Маркузе и Гольдшмидта отражало то место, которое они занимали в интеллектуальном сообществе Германии, – бывшее частью более обширного европейского колониального дискурса. Одним словом, идеи этих еврейских антропологов о «чужих» были сформированы немецким пониманием культурного превосходства. Несомненно, понятия «расы» и «национальности» были в то время довольно зыбкими, и оба термина часто оказывались взаимозаменяемы⁵⁵. Как бы то ни было, многие немцы, в том числе Штрук, Маркузе и Гольдшмидт, смотрели на лагеря через призму расовых различий. Основной приток в лагеря – по крайней мере с точки зрения Гольдшмидта – составляли пленные из колоний. В его мемуарах зафиксирован мимолетный интерес к интернированным европейским солдатам, быстро испарившийся, когда он встретил группы африканских военнопленных. Теперь он находился уже не в знакомом и безопасном европейском мире, а во «враждебном обществе без какой-либо защиты». Гольдшмидт щедро наделял чернокожих пленных «анималистическими» характеристиками. Их жилой блок, как он вспоминал, напоминал «гигантскую обезьянью клетку», где пленные «спускались по шесту» к входу⁵⁶.

Как и Гольдшмидт, Штрук, похоже, был приверженцем расовой категоризации. Его работа с Лушаном определенно не была актом «убежденного антирасизма», как предполагали некоторые историки⁵⁷. Хотя рисунки Штрука в большинстве своем были сдержаннее, чем фотографический проект Гольдшмидта, они все же демонстрировали твердую веру в идею расы как маркера различия. Первым вопросом был вопрос отбора. Никогда не случалось так, чтобы Штрук просто вошел в лагерь для военнопленных с блокнотом в руке и зафиксировал увиденное – он тщательно отбирал объекты, чтобы убедиться, что запечатлел каждый «расовый» тип, будь то интернированный гуркх или пленный солдат из Северной Африки. Во вторую очередь, держа в руках готовый набросок, Штрук категоризировал происхождение каждого объекта внизу страницы. Так, его совместная с Лушаном книга содержала изображения сикха из Пенджаба рядом с кабильским алжирцем и «негром из Сенегала». В-третьих, Штрук оказался более чем сговорчив, когда Лушан просил его обозначить «расовые» стереотипы в рисунках. Он охотно «увеличивал череп и ухо» на рисунке русского военнопленного и наделял африканского солдата «отличными курчавыми негритянскими волосами»⁵⁸. Целью этих поправок было добиться, чтобы военнопленные соответствовали готовым представлениям, как должны выглядеть разные этнические группы.