Оторвавшись от созерцания комнаты, Маня посмотрела на него, и ей стало весело.
…По писательской привычке придумывать людей она давным-давно придумала профессора Шапиро Ефима Давидовича!..
Значит так. Ефим Давидович должен – нет, просто обязан! – быть полным лысеньким старичком, очень милым. Вокруг лысины у него дыбом стоят тонкие старческие кудряшки, из которых выглядывают добрые морщинистые уши. Брюки непременно на подтяжках, и на рубахе не хватает одной пуговки, прямо посередине круглого жизнерадостного живота. На выдающемся носу обязательно захватанные очки, одно стёклышко треснуло приблизительно в восьмидесятом году, и с тех пор Ефим Давидович никак не соберётся его заменить. К собеседнику он обращается «голубчик мой» и всё время потирает сухие ладони.
Вот таким профессор Шапиро должен был быть согласно Маниному авторскому замыслу.
Настоящий, не авторской выдумки профессор был высок, широкоплеч и строен как кипарис, никакого жизнерадостного живота. Волосы у него были очень тёмные и кудрявые, нос – единственное, что совпало! – оказался выдающимся, а глаза блестящими.
– Эээ, – проблеяла Маня, рассматривая профессора, – ваша фамилия Шапиро?
– Это установлено совершенно точно, имеются доказательства, – не моргнув глазом, ответил тот.
Маня всё ещё рассматривала его.
– Вы рассчитывали встретить какого-то другого профессора Шапиро? – вежливо поинтересовался этот профессор, и Маня спохватилась.
– Я прошу прощения! Меня зовут Мария Поливанова, и я к вам… по делу.
– Очень прекрасно, – обрадовался профессор. – Хотите чаю, как раз вскипел?
– Чаю? – растерянно переспросила Маня.
Оказывается, кипяток в колбе предназначался не для опытов, а для чая! Профессор выключил горелку, аккуратно снял колбу и достал ещё одну колбу, поменьше и с носиком.
– Вы любите белый китайский чай? – спросил он, продолжая возиться с тонкой посудой.
Маня засмотрелась на его руки – очень красивые.
– А?
– Я вообще люблю чай, – встрепенулась писательница. – Как-то так вышло, что люблю больше, чем кофе, хотя это и неприлично.
– Неприлично любить чай?!
Маня улыбнулась:
– Анна Ахматова когда-то придумала такую штуку. Она говорила, что люди делятся на две категории. Кто что любит! И это совершенно противоположные категории!
– Ну, ну? – поторопил Шапиро и обернулся от своих алхимических приборов.
– Одна категории – это кофе, кошки, Мандельштам. А вторая – чай, собаки, Пастернак.
– То есть вы в той, где Пастернак и собаки?
Маня кивнула.
– Я раньше всё время пила кофе, потому что так положено, – продолжала она. – А потом меня захватила мысль, что можно этого не делать, если мне не нравится! И не хочется!
– Как в анекдоте про старого еврея, – поддержал профессор, – который на смертном одре сокрушался, что так ни разу в жизни и не выпил чаю, как ему хотелось. В гостях он клал в стакан три ложки сахару, а дома одну, а всегда хотелось две…
Маня улыбнулась.
– Почти так и есть. Только я сообразила не на смертном одре, а чуть пораньше. И белый китайский чай как раз мой любимый. Я почему-то никак не привыкну к зелёному. А белый и красный очень люблю.
– Может, и не нужно привыкать в таком случае? – спросил профессор. – Вам без сахара, конечно?
– Конечно!
Он разлил чай в две крохотные пиалы – как положено, и они глотнули.
– Превосходный чай, – похвалила Маня.
И ещё глотнула.
– Итак, зачем я понадобился такой знаменитой писательнице?
Маня зарделась.
Вот совершенно она не собиралась краснеть и смущаться и всё же покраснела и смутилась, уж больно хорош оказался профессор Шапиро.
– Вы меня узнали, да? – глупо спросила она.
– Вас трудно не узнать, вы очень… особенная. – Профессор улыбнулся. – И у вас абсолютно узнаваемая манера речи. Я видел несколько ваших интервью.
– Спасибо.
– Видите ли, я не мог рассчитывать на нашу с вами встречу и поэтому смотрел интервью не для того, чтобы сейчас отпустить вам комплимент, а потому что мне нравится, что вы говорите и как.
…И всё же он отпустил мне комплимент, подумала Маня. Прямо гусар!..
– Ефим Давидович…
– Можно просто Ефим.
– И вы тоже называйте меня Маней!
– Так и буду называть.
– Мне нужно узнать об одном вашем ученике. Я позвонила в деканат, и мне сказали, что вы начальник курса, где учится Павел Кондратьев.
– Так и есть.
– Вы хорошо его знаете?
– А что? – вдруг встревожился профессор. – Он опять что-то натворил?
– В каком смысле? Он… хулиган?
Профессор налил себе ещё глоток чаю.
– Вы мне расскажите, что случилось, – попросил он серьёзно. – Нечто криминальное?
– А Павел попадает в криминальные истории?
– Как бы вам сказать… Нет, но за ним нужен глаз да глаз. Итак? Что произошло?
Но Маня не могла рассказать ему о своих подозрениях! Она даже представить себе не могла, как это сделать!
…Профессор, мне кажется, ваш ученик застрелил своего работодателя! И нам нужно его найти, чтобы препроводить в тюрьму, потому что там сейчас сидит другой человек, который никого не убивал? Впрочем, и это точно не известно!
И она опять наврала, конечно.
Наврала она следующее: Паша Кондратьев работает у её друзей, помогает садовнику. А вчера на работу не пришёл, и вот друзья попросили его найти.