Лёля изменилась в лице. К такому повороту она не была готова!
– Когда с зоны откинулся, Макс на Женьке как раз женился. Она ему и стала в уши дуть, зачем нам в семью этот… криминальный уголовник! Я раз пришёл, другой. Ну, она от меня убегает в другую комнату и не выходит. Макс со мной сидит, мается. Я и перестал приходить.
– Разумно, – оценила Маня. – А где вы встречались? Вы же с братом всё равно встречались?
– Ясное дело! – подтвердил Никита. – В баню он ко мне приезжал. Потом ещё пивняк один есть на Тухачевского, приличное такое место, туда тоже захаживали. Ну всякий год на птицу ходим, охотимся – это прям наше! Женька и не догадывалась.
– Или догадывалась, но виду не подавала, – вставила Маня.
– Или так.
– Никита, за что ты сидел? – Это Лёля спросила ужасным голосом.
Маня махнула рукой – она-то знала!..
– Они с приятелями киоск перевернули. С киоскёром внутри!
– Как?!
– Откуда ты знаешь? – поразился Никита. – Про киоск?
– От следователя Раневского. Он тебя ищет, между прочим.
– А чего меня искать, я ни от кого не прячусь. Всё время здесь.
Маня добавила себе ещё брусничного чаю и втащила на колени Вольку, который уже давно подпрыгивал возле её стула, просился на руки.
– Вот ты мне ответь лучше, зачем вы киоск-то перевернули?
– Да ну!..
– Нет, ты скажи!..
– Затем что дураки малолетние.
– Вот вы шли-шли по улице, вдруг – бац! – киоск. Вы его взяли и перевернули, так?…
– Да ну!..
– А тогда как?
– Никак! Там баба торговала, падла. Подошёл дедок какой-то, ну, бомжара. Ему на пузырь не хватало. Просит её, дай, мол, в долг, ты ж меня знаешь, я за магазином на пустыре живу. А она упёрлась и ни в какую.
– Её можно понять, – вставила писательница Покровская.
– Да нельзя её понять! – вдруг взбеленился Никита. – И дедок этот… смирный такой! Чистый даже! Ну, мы ему: на, отец, десятку, бери водяру и ступай на свой пустырь.
Теперь они обе – Маня и писательница Покровская тоже – слушали с интересом.
– А баба эта разоралась, что нечего тут бомжам ошиваться, одного отоваришь, они косяком пойдут, а у неё приличное место, бойкое, артисты из театра за папиросами приходят, там и вправду театр рядом. И не даёт!.. Ну, мы пузырь взяли, а киоск… того. Нахлобучили.
– Выходит, вы Робин Гуды, несправедливо осуждённые?
– Этого я не говорил. Судили, приговорили, я своё отсидел.
Лёля улыбнулась – за такое отсидеть не страшно! – поднялась и заново поставила чайник, а то весь выпили.
– Ты вышел, брат женился, жена его тебя невзлюбила, виделись вы от случая к случаю, – подытожила Маня задумчиво. – А родители ваши где? Живы?
Никита отрицательно покачал головой.
– Понятно. И тебе совсем его не жалко, Максима? И совсем ты не переживаешь?
– С чего ты взяла? – спросила Никита спокойно. – С того, что я слёз не лью?
– Может, и поплакать стоит.
– Вот у тебя, девочка, в городе собачку трамваем переедет, ты тогда и поплачешь. А мне не указывай, поняла?…
Маня моментально прижала к себе Вольку – от страха, что его может переехать трамвай.
– Да что ты взбеленился-то?!
– А ничего. Я одно знаю – легавые никого не найдут. Побегают-побегают кругами, и дело закроют. Я по своим старым связям быстрей найду. А там посмотрим.
– По… каким ещё связям? Ты обалдел, что ли?! Мало тебе одной отсидки, снова в зону захотел?
– Мало ли чего я захотел, – сказал Никита и улыбнулся. – Только я ж не писатель! И не легавый. И не поп, чтоб всех прощать. Я это дело не оставлю.
– Та-а-ак, – протянула Маня.
…Только этого нам и не хватает. Храбрый воин Попокатепетль выходит на тропу войны, берегитесь позорные ацтеки!..
Храброго воина нужно опередить, иначе он наделает дел!..
…Ещё какие-то «старые связи»! Понятно какие – те самые, с той самой зоны.
– Ты бы волну не гнал, – осторожно заметила Маня. – Подождал бы немного.
– Ты ж только что мне в нос тыкала, что я не страдаю! Я по-бабьи страдать не умею, у меня свои… способы. И ждать я ничего не желаю.
– Выходит, мстить будешь?
– Маня, – вступила Лёля, которая после утешительной истории про киоск почти не слушала, – что ты говоришь?
– Буду, – согласился Никита. – Брат же.
Тут вдруг Мане в голову пришла совершенно очевидная и простая мысль.
Мысль требовала подтверждения или опровержения, и она спросила почти утвердительно:
– Тебе деньги на открытие дела, ну вот лесопилок твоих, Максим давал?
Никита кивнул и залпом махнул остывший чай.
– А Женя не знала?
Он помотал головой.
– И не должна была знать?
Никита посмотрел на неё.
– А чего такое?
– Да нет, ничего, – быстро и фальшиво выговорила Маня. – Я просто так.
Никита усмехнулся.
– Женька не могла Макса убить. Она его знаешь как любила?… Меня не любила, а его по правде!
– Ревновала?
– Откуда я знаю! Он со мной не делился.
– А вы в детстве… дружили? – глупо спросила Маня. – Или дрались?
– Да мы всю жизнь дружили! Может, когда и дрались, только я не помню. Мы тогда так и решили – я из армии, у меня какой-никакой опыт. Институт бросил, а он только поступил. И ещё салага он совсем!..
– Подожди, – перебила Маня. – Когда вы решили?
– Ну, когда киоск перевернули! С той бабой внутри. Мы тогда решили, что Максу на зоне делать нечего…
Маня опять перебила: