Роль любимой женщины

Полина взглянула на часы. Отвернулась от зеркала. Если бы оно было не таким огромным — до потолка, она бы его завесила покрывалом. Никто, даже зеркало, не может видеть грех Полины. Она сама потом с этим разберется.

Дальше начался ритуал, который привел бы в изумление любого, наверное. Любого, кто не в теме жестоких догм и запретов в тот миг, когда их разрушает проснувшийся инстинкт, зов плоти. Полина медленно сняла платок, юбку, свитер, закрытое, черное же белье — простое и суровое, как спецодежда, плотные чулки. Затем достала из сумки длинную белоснежную сорочку с рукавами и вырезом под шею, скользнула в нее, после чего надела на ноги белые гольфы до колен. Потом опять взяла в руки платок и заколебалась. Ей хотелось его завязать, для нее открытые волосы — это такой же дискомфорт, как отсутствие одежды. Но она не решалась.

— Надень его, — произнес с порога Дмитрий. — Без него твой образ будет неполным. И потом, знаешь, что я тебе скажу. Ничего более порочного и возбуждающего, чем ты в этом наряде, я еще не видел. Оставайся собой, моя дорогая.

Он подождал, пока Полина завяжет платок концами на затылке. Затем подошел и просто провел рукой по этой рубашке, похожей на смертный саван. А под нею забилось дрожью, переходящей в конвульсии, иссушенное постами тело, сухое и легкое. Оно загорелось, как листок бумаги от спички. Изогнулось от невыносимого зноя.

— Погаси свет, — прохрипела она.

— Нет, — нежно ответил Дмитрий. — Я не откажусь от такого зрелища.

Все знал о женщинах Дмитрий. Так ему казалось. Но то, что он открыл в этой монашке по призванию, которая умудрилась стать многодетной матерью, его и развлекало, и забавляло, и… Да, это его затягивало. Как хочется льда на жарком берегу, как хочется острого на пиршестве сладости, как привлекает угрюмая прямолинейность фанатички после кокетливой и жеманной женской любовной игры. Полина была не в состоянии контролировать свои выражения, звуки и позы. Она вела себя как в жесточайшей горячке. Приступы желания переносила, как нестерпимую муку, которая приводила ее к еще более нестерпимому блаженству. Дмитрия временами даже пугали ее оскаленные острые зубы, побелевший рот, почерневшие глаза. Он боялся, что она умрет. Но в этом и был секрет его влечения и любопытства. Кто из любовников доводил женщину не до оргазма, а до агонии?

Полина смотрела на его обнаженное тело, как на мираж родника в пустыне. Она лихорадочно гладила его, прижималась лицом. Она впитывала кожей запах, чтобы унести с собой.

Потом Полина возвращалась к жизни. Ее взгляд начинал метаться, как будто она ждала мгновенной расплаты, была готова к любому возмездию. Она отворачивалась от Дмитрия, вытаскивала из-за ворота рубашки крест на простом шнурке, что-то шептала, целовала его. Потом шла к своей одежде. Он ждал этого момента. И никогда не уступал ее просьбе: не смотреть. Она совершала обратный ритуал. Снимала рубашку и гольфы, влезала в черный футляр. Но с лицом не могла ничего поделать. Она поворачивалась и смотрела на него, как перед казнью, перед разлукой навеки. И ее бледное лицо, лишенное всех женских примет и ужимок, не то чтобы розовело, просто проступала вдруг в нем женская красота. Она была сплетена из благодарности, преданности, счастья. Всего того яркого и пряного, чего не собиралась знать в этой жизни Полина. А теперь она не вернется за этим лишь в двух случаях: если ее убьют или если он ее прогонит. И первый случай предпочтительнее.

Дмитрий ведет ее в гостиную, к столу. Они, не присаживаясь, пьют: она — воду, он — вино. Дмитрий знает, что она должна спешить к детям. Только здесь они разговаривают.

— Как дела с судом? — спрашивает он.

— Ждем его возвращения.

— А ты знаешь, куда он поехал?

— С каким-то ребенком в Америку. На операцию.

— Не с каким-то ребенком. Твой муж как-то вышел на девочку, которая проходила по делу монастырского приюта Катерины. Там тяжелый ожог. Вот ее он и повез.

— Не поняла, а как он нашел этого ребенка?

— Вот это нас интересует. И меня, и Катерину. Понимаешь, это могла быть просто случайность, но произошло после его угроз «Благости». По моим каналам есть такая информация. Твой муж нанял частного детектива. Тот и навел Кривицкого на это дело и этого ребенка. А это очень серьезно.

— Что я должна делать? Мы не общаемся.

— Возможно, придется.

— Как скажешь.

Полина въехала в Москву на своем «жучке» и лишь примерно через час после разговора с Дмитрием оказалась в состоянии понять суть сказанного, подумать об этом. Она наконец перестала ощущать свое напряженное и тлеющее тело как самостоятельный организм, который освободился от контроля самой Полины. И она совершила ритуальный жест: оторвала руки от руля и поднесла их к лицу. Она вдыхала запах своей любви и порока, она целовала этот запах. Она прощалась, уходя в броню своего целомудрия. До поры.