– Сам он и умер, – грубо ответил Николай.
– Ай-я-яй! – выразил набором междометий свое сожаление капельмейстер. – Кажется, еще вчера я его видел, как живой был…
– Почему – как? – не понял начальник ПЧ-1.
– Живой, живой… Он всегда был таким живым, подвижным, энергичным. Он нам обещал набор новых инструментов купить к 1 мая. Теперь уж что…
– Все под Богом ходим, – неопределенно ответил Разуваев. – Быть к часу у дома Григория Петровича. Ясно?
– Что играть? – не унимался руководитель духовиков.
– Ну, этот, марш похоронный.
– Шопена, сонату номер два?
– Давай своего Жопена! – кивнул Разуваев. – И гимн не забудь…
– Советского Союза? – осторожно поинтересовался духовик.
– Нет, Берега Слоновой Кости, – пошутил водитель Карагодина. – Когда гроб в могилу опускают руководителя такого ранга, что, мать вашу, дуют?
Капельмейстер деликатно кивнул:
– Не беспокойтесь, дай Бог, не в первый и не в последний раз…
Начальник ПЧ-1 Сирин, слушавший этот разговор, вдруг насторожился:
– Нет, гимн не пойдет! – сказал он решительно и оглянулся по сторонам.
– Это почему?
– Недавно что было?
– Что было? – поинтересовался простодушный Коля.
– Товарища Сталина с гимном страна хоронила… – прошипел Сирин. – Так что товарища Карагодина – без гимна придется… Согласитесь, товарищи, как-то неудобно вождя и слободского руководителя погребать, так сказать, под одну дудку…
Ответственный за пышные похороны ударил кулаком по столу, понимая, что разговору, как битве при Ватерлоу, нужен решительный перелом:
– Как без гимна? Без гимна, мать твою? – Он сделал зверское лицо, как делал его Григорий Петрович при многочисленных разносах подчиненных. – А ты знаешь, что Григорий Петрович и сегодня живее всех живых? И не улыбаться мне! Не улыбаться! В Слободе траур, а ты – лыбешься! Товарищ Котов будет очень огорчен.
– Простите, засуетился начальник ПЧ-1. – Это не улыбка. У меня с детства прикус неправильный…
– Прикус-фикус, знаем мы ваши прикусы…
– Больше не буду! – взмолился главный пожарник. – Честное партийное слово, что не буду.
– Клянись!
– Клянусь всеми святыми…
И Сирин прикрыл кривой рот ладонью.
– Я согласен, товарищ Разуваев, – ответил он из-за ладошки. – Кого партия прикажет, того и похороним… С гимном, так с гимном. Наше дело маленькое.
– Вот и молодец! Это тебе не свиноферму тушить, если там пьяный сторож с папироской на сене заснет. Это, товарищ Сирин, большая политика. Тут не туда дунул, плюнул – и слетел с теплого места в пожарной части.
– Планы партии – планы народа… – не к месту вставил капельмейстер, испуганно бегая глазами по спорящим.
– Вижу, вижу: политически подкован! – похвалил его Колька. – Без этого правильно даже своего Жопена не сыграешь.
Глава 44
ТОРЖЕСТВЕННОЕ ПОГРЕБЕНИЕ
Погребение Григория Петровича Карагодина прошло по самому высокому разряду.
Духовой оркестр пожарной части сначала, в качестве прелюдии, вдохновенно продудел «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Сам капельмейстер, в клетчатом осеннем пальто, забыв заменить треснувшую трость в мундштуке кларнета, выдувал из черного дерева какие-то печальные армянские звуки, похожие на вой сдохшего в карагодинском дворе пса.
Потом духовиков потянуло за классический репертуар и они вдохновенно и «отлабали»76
, педалируя колотушкой большого барабана на слабую долю, вторую шопеновскую сонату. А когда выделенные Сириным пожарники опускали поразительно легкий кумачовый гроб в могилу, вырытую рядом с могилой отца Григория Петровича (для этого подвинули памятник старому герою на насыпь, откуда он потом сам благополучно ковырнулся вниз), народный духовой коллектив ударил государственный Гимн. И сразу же шапки долой скинули даже те, кто боялся весенней прилипчивой простуды.Собранные по слободским дворам старики, дети, бабки и прочие плакальщицы плакали навзрыд, причитали, убиваясь по Григорию Петровичу как по отцу родному.
Колька, опохмелившись с утра, печально думал: «Нас так, как его, небось, не похоронят… Закопают, как собак».
Пожарная команда подняла гроб на плечи, бойцы огненной профессии удивленно переглянулись: несмотря на то, что Коля вместе с трупом собаки положил туда еще пару кирпичей, гроб был необычайно легким.
За гробом, обитым полинявшим от сельповской сырости кумачом, с плотно закрытой крышкой и запахом начинавшегося тлена и хлорки (уж больно смердил шелудивый пёс, вытащенный Колькой из помойки), раскачиваясь из стороны в сторону, шли вдова с испуганным Степкой, а позади наих на полшага – члены похоронной комиссии: ответственные партийные и государственные работники областного масштаба, районные руководители, представители слободской общественности и комсомола.