Читаем Роман Флобера полностью

Весь вечер я жрал виски с пивом, предаваясь сладкозвучным грезам. Да нет, я понимал, что это бред, оставят мне в наследство, скорее всего, какую-нибудь избушку-развалюху, но помечтать-то приятно. Получение избушки я с остатками внутреннего разума даже не оспаривал!

Еще, конечно, в полуобморочном состоянии позвонил Маринке. Ну не мог не сообщить ей, что я наконец созрел и ближайшими лошадьми еду покорять Малое Сырково. Странное дело, все-таки при всех печалях-радостях я всегда звоню Голиковой. Значит, что-то было или есть. Разговора не помню совсем, только осталось ощущение, что она этому моему порыву не очень-то и рада.

«Тойота» продолжала колесить дальше. Мелькающая за окном осенняя листва сливалась в одну оранжево-желтую простыню. На фоне холодного, уже едко-синего неба это непонятным образом навевало грустные мысли об оставленном на Украине Черноморском флоте.

– Коль, я все хочу спросить, а как там поживает Вероника, твоя помощница? – Смена интонаций в Фимином бубнении вывела меня из дремы.

– Вероника? Да отлично! Она практически единственное светлое пятно в моей биографии, – откликнулся я и вдруг вспомнил, что сегодня еще не похмелялся и полез за фляжкой целебного виски. – А что?

– Да нет, просто так. Она вроде нормальная девчонка?

– Она замечательная. Умная, добрая, – присосался к горлышку я, – и это… честная! Только замуж ей очень хочется.

– Слушай… – как-то помялся Фима, – а это… у тебя с ней что-то было? В смысле ты ведь с ней живешь?

– Живу я, уважаемый гражданин Иванов, – сразу почему-то вспомнив советский фильм про войну, с Олегом Ефремовым, где он говорит, что на таких, как я, Ивановых русская земля держится, – так вот, Фима Иванов, живу я, упаси господи, с мамой! А Вероника, как бы тебе попроще сказать, родственница моя. Дальняя. Поэтому никаких интимно-половых отношений между нами не может быть в природе!

Не буду же я рассказывать, в общем-то, посторонним людям о своем загадочном весеннем обострении с дурацким перевоспитанием! Тем более что если Фима об этом спрашивает, значит, он не в курсе.

– А что, Фим, отличная девка, хочешь, телефончик дам? Только смотри там, если чего, я сразу стукану не только по лицу, но и в этот ваш, как его, синдерион, что ли? Мало не покажется!

– Да у меня есть, телефон… – как-то невнятно ответил Иванов.

Настроение было самое лирическое. Я вполуха слушал, как Фима, переключившись с Вероники, говорил что-то об автомобильных делах. Хохотал, рассказывая о вчерашнем сообщении РИА «Новости» о задержании в шестой раз в независимой Эстонии злостного нарушителя ПДД. Им оказался пьяный слепой водитель без прав. Особенно Фиму веселило, что эстонский разлюляй был без прав.

Я кивал. И думал, что вот и лето прошло, словно и не бывало. Что пора бы Веронику действительно на работу устраивать. А то обленится совсем, как дальше жить будет?! Что уже осень. А каждую осень я мечтаю поехать под Питер, в Павловск. Я там был в детстве, только летом. И еще тогда сразу понял, как должно быть там сказочно красиво именно осенью. С тех пор собираюсь туда каждую осень. Но все эти задумки из той же серии, что уже лет тридцать, а то и больше, собираюсь весной пойти в ботанический сад смотреть на сирень. А зимой просто мечтаю встать на коньки. Взять клюшку. Ведь, когда-то меня даже в любимый «Спартак» брали. В хоккее я на воротах стоял. Ловил все, что пролетало. Сейчас иногда даже стакан мимо рожи умудряюсь проносить! А уж разливать по рюмкам, ой, давно не берусь!

Да, вспомнил вдруг я, насчет разливания – это было смешно. Когда это было-то? Давно. Лет десять назад. Больше. Один мой приятель Максим работал в какой-то конторе по плазменному напылению. Что это означает, толком не знал никто, даже он. Хотя долго и нудно, в течение лет восьми учился в институте стали и сплавов. Но дело не в этом. Их контора купила какого-то сверхдорогущего швейцарского робота. Под миллион долларов. Ну, некоторое время эта махина пылилась в углу, никому на фиг не нужная. Потом местные умельцы почесали репу, чего добру пропадать, и научили машину-дуру следующему фортелю. Открываешь в ней окно, типа форточки, ставишь внутрь три стакана и бутылку водки. Открытую, конечно. Нажимаешь кнопки. Агрегат пару секунд сосредотачивается. Потом вылезают манипуляторы, осторожно, но цепко хватают пузырь и аккуратно разливают по трем стаканищам. Тютелька в тютельку. До граммулечки, всем поровну! Вот тогда-то я реально поверил в превосходство компьютерного интеллекта над человеческим! Сейчас Максимка олигарх. Президент какой-то высокотехнологичной корпорации. А-а, ладно, фигня! Видимо, просто старею. Все-таки сорок семь залпом «Авроры» бабахнуло. Да и, кстати, Ленину тоже было сорок семь, когда она реально шмальнула. Ну и что из этого следует?! Ничего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза