Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий

В раннем варианте Бездомный в сцене на Патриарших прудах агрессивен, ибо «…вообще почему-то неприязненно относился к иностранцам» (562-7-4-15). «Иностранец» был одним из многочисленных врагов советской страны, порожденных мифологией сталинской эпохи. В сознание людей целенаправленно внедрялся один из мифов новой мифологии, восходящий к архаическим представлениям о «врагах», — миф о советской стране как сакральном пространстве, где во вражеском окружении строится идеальное общество, «рай», противопоставленный «аду» заграничного пространства с его представителями — носителями вредоносного начала. Не случайно вредитель у Булгакова чаще всего подчеркнуто иностранного происхождения (ср. совмещение «иностранного» и инфернального в фигуре Воланда) или бывший «свой» (белогвардеец, эмигрант), оказавшийся за границей. В сталинскую эпоху сложилась традиция представлять обвиняемых на политических процессах агентами иностранных разведок. Нельзя не вспомнить и знаменитую высылку в 1922 г. русской философской и художественной элиты, имеющую ярко выраженную окраску изгнания из «рая». Чучело иностранца, представителя империализма, стало укоренившейся сатирической частью советских парадов. Одну из формул привычного отношения к иностранцам у советского обывателя формулирует в романе Коровьев: «Приедет… и или нашпионит, как последний сукин сын, или же капризами замучает» (5, 96). Все это объясняет реакцию булгаковских литераторов на иностранного профессора, намерение Бездомного арестовать «консультанта» и тем самым последовать канону гражданского поведения.

Современники писателя в 1930-е гг. не решались приглашать иностранца к себе, а порой и обнаруживать знакомство с ним (ср. реплику Бунши в «Иване Васильевиче»: «Я ни за какие деньги с иностранцем не стану разговаривать» — 3, 454).

Обыграв эти «архетипические» мотивы мифологии «чужого», «враждебного», несущего зло, Булгаков, как всегда, деформирует канон: в его романе именно пришелец извне, «иностранный профессор» оказывается приверженцем нравственных ценностей автора и защитником мастера.

нет <…> религии <…> в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога —

в ранних редакциях это рассуждение пополнялось именами Изиды, Будды, рожденного непорочной девой, Афины Паллады, упоминанием индийского божества (возможно, богини Шакти). Устами Берлиоза говорит атеист, использующий чуть ли не цитаты из подшивки журнала «Безбожник» за 1926 г., где есть обширный материал о непорочных девах в истории мировых религий с выводом: «Одним словом, миф о девственной божьей матери мы встречаем почти у всех народов» (Безбожник, 1926. № 21–22. С.12).

трость с набалдашником в виде головы пуделя —

фаустианская деталь: Мефистофель впервые является Фаусту в виде черного пуделя, «выходца бездны».

финикийский Адонис —

финикийское «господь», «Владыка». В древнефиникийской мифологии бог плодородия, связан с умиранием и возрождением природы. Его культ в Греции и Риме начал распространяться с V в. до н. э.

фригийский Аттис —

умирающее и воскресающее божество, во фригийской мифологии бог плодородия (Фригия — древняя страна в Малой Азии), связан с культом великой матери богов Кибелы, почитавшейся в Малой Азии, Греции, в Римской империи. Аттис соответствует финикийскому Адонису и вавилонскому Таммузу.

персидский Митра —

от авестийского «договор», в древних восточных религиях — бог солнца. Одно из главных индо-иранских божеств, бог согласия, договора между людьми, покровитель доброжелательности.

Иисуса не было на свете? —

интерес к личности Христа, судя по воспоминаниям сестры Булгакова, был присущ ему с юношеских лет, принимал разнообразные формы и находил отражение в творчестве.

В 1920-е гг. вопрос о существовании Христа широко дискутировался. Так, осенью 1927 г. он стал предметом нашумевшего диспута между А. Луначарским и митрополитом Александром Введенским. Поводом к нему послужило признание писателем-коммунистом А. Барбюсом исторического существования Христа. В библиотеке Булгакова сохранилась стенограмма выступлений: «Личность Христа в современной науке и литературе (об «Иисусе» А. Барбюса): Стенограмма диспута А.В. Луначарского с митрополитом Ал. Введенским» (М., 1928). Была в библиотеке писателя и книга Барбюса «Иисус против Христа» (М.—Л., 1928). Луначарский на диспуте вел себя совсем как Берлиоз в сцене беседы с Иваном Бездомным (еще один аргумент в пользу версии о наркоме просвещения как прототипе Берлиоза). М. Чудакова высказала предположение, что предисловие М. Рейснера к книге Барбюса во многом определило характер разговора литераторов на Патриарших прудах.

в нашей стране атеизм никого не удивляет… —