Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий

сам человек и управляет —

ответ Бездомного почти автоматичен и полностью отвечает пафосу эпохи строительства рая на земле, идеального человеческого общества вне Бога. Интересен приведенный Г. Лесскисом отрывок из Маяковского — почти калька высказывания Бездомного:

«<…> нам
не бог начертал бег <…>
миром правит сам человек».

(Лесскис 1999: 261)

оказывается вдруг лежащим в деревянном ящике —

отсылка к рассказу И. Бунина «Господин из Сан-Франциско» (указано Л.М. Яновской), которого Булгаков не раз цитировал в своих произведениях (ср., напр., «Белую гвардию», где этот рассказ читает Елена Турбина).

— У вас разные, что ли, есть? —

реплика перекликается со сценой в погребке Ауэрбаха из «Фауста» Гете:

Мефистофель. Какого же вина отведать вам угодно?

Фрош. Что за вопрос? Иль много их у вас? (отмечено Л.М. Яновской).

«Наша марка» —

известный сорт папирос в 1920-е гг.

бриллиантовый треугольник на портсигаре

треугольник — важный элемент магических ритуалов, символизирующий власть над душами. Подчеркнутое неопределенное расположение треугольника на портсигаре (треугольник острием вверх означает добро, острием вниз — зло) оттеняет необычность, двойственность фигуры Воланда, Князя тьмы, который, однако, не творит зла. Это вполне согласуется и с эпиграфом к роману. Наличие треугольника дало исследователям основание высказать предположение о возможном отношении этого атрибута Воланда к масонству.

В ранних редакциях на этом «колоссальных размеров золотом портсигаре» была буква «W» из крупных алмазов или «бриллиантовая буква» «F», в которой Л.М. Яновская увидела монограмму немецкого Faland, взятого, по ее предположению, из комментария к «Фаусту» (Яновская 1992: 69–70).

Прямо причастен сатанинскому миру и другой обладатель золотого портсигара — герой булгаковского «Блаженства» (1933–1934), Народный Комиссар Изобретений из 2222 года.

человек смертен <…> иногда внезапно смертен —

мотив смерти в таком ракурсе открывает ряд сопутствующих философских вопросов, затронутых в дальнейшем (смертность и небытие; от кого зависит «ниточка» жизни; был ли мертв Берлиоз, когда ему отрезали голову, — ведь на балу у сатаны на его мертвом лице открылись «живые, полные мысли и страдания глаза» (5, 265); что стоит за символическим тостом Воланда — «радостно <…> выпить за бытие» из чаши, в которую превращен воинствующий идеолог атеизма, и пр.). Словом, Булгаков постоянно навязывает «какую-то нелепую постановку вопроса», подразумевающую игру смыслами, архетипами, переосмысление известной образности и смысло-творчество, обеспечивающее прорыв в трансцендентное.

Кирпич ни с того ни с сего <…> никому и никогда на голову не свалится —

Воланд заявляет о себе как о строгом детерминисте. Однако сам он в любой момент может стать «причиной» какой-либо «случайности». Комментируемая фраза — заявка на еще один философский вопрос, обыгрываемый в разных вариантах на страницах МиМ. Один из возможных источников рассуждения Берлиоза — «…если на Бронной мне свалится на голову кирпич» (5, 16), на которое отвечает Воланд (конечно, помимо житейской поговорки), — доклад А. Блока «О современном состоянии русского символизма»: «Это — гибель от „играющего случая“ <…> в глухом переулке, с неизвестного дома срывается прямо на голову тяжелый кирпич» (Блок 1962: 436), опубликованный впервые в журнале «Аполлон» (1910, № 8) и отдельной брошюрой в 1921 г. издательством «Алконост».

Примечательно, что предположение Берлиоза о падении кирпича на голову именно… «на Бронной улице», переключает сцену в иронический регистр.

Интересно и другое: ситуация обыгрывания категории «случайности» демонстрирует характерную особенность булгаковского подхода: философские проблемы, как правило, лишь «ставятся» и, отзвучав в краткой афористической формуле, перебрасываются на сюжетные коллизии, «разыгрываясь» в разных сценах и эпизодах, обнаруживая свою драматургическую природу.

Раз, два, Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть — несчастье… вечер семь… —

известно, что Булгаков, стремясь к максимальной «медицинской» точности, консультировался с психиатрами во время работы над сценами в клинике Стравинского. У нас нет свидетельств аналогичных консультаций с каким-либо астрологом или занятий писателя этой сферой человеческой деятельности, если не считать наблюдений за луной в разные моменты работы над МиМ и интереса к предсказателям типа Якова Брюса или Нострадамуса.